Узнаю некоторые группы с плакатов, висящих на стенах – например, «Arctic Monkeys» или «Coldplay». На одном из постеров изображен какой-то гитарист, наверное, Джимми Пейдж. На столе у Эй-Джея высятся горы бумаг, тетрадей, оберток от жвачек, пустых банок из-под газировки. Монитор компьютера и клавиатуру едва видно за всем этим хаосом.
Его кровать представляет собой просто высокий пружинный матрас с наматрасником, который лежит прямо на полу, в углу под окном. Матрас аккуратно заправлен голубым одеялом, а сверху разложены симпатичные белые подушки. С большим трудом отвожу глаза.
– Так, значит, здесь ты и сочиняешь? – Всякий раз, когда Эй-Джей выступает со сцены, он начинает с фразы «Эту песню я написал у себя в комнате», и мне всегда было любопытно, как же она выглядит. Мне нравится представлять, как он сидит за столом с гитарой на коленях, положив перед собой тетрадь. Но на этом столе не найдется места даже для маленького клочка бумаги.
Он разводит руками.
– Как видишь, поглядеть особо не на что, но да, сочиняю я именно здесь. – Он идет в угол комнаты, снимает гитару с подставки, и она послушно идет ему в руки. А потом Эй-Джей садится на край кровати и начинает играть. Мелодия мне незнакома, но она приятная и мелодичная, такую я бы охотно включила в свой плей-лист «В самой глубине».
Не знаю, куда себя деть. Мне очень хочется сесть рядом с Эй-Джеем, но мешает стеснение, так что я прислоняюсь к его столу. Замечаю на верхушке высокой стопки бумаг черепаховый медиатор. Начинаю вертеть его в пальцах, чтобы отвлечься.
По правде сказать, мне тут очень нравится. Отсюда отлично видно его руки. Завороженно наблюдаю за тем, как пальцы перебирают все струны, и представляю, что они скользят не по гитаре, а по моему телу, по изгибам бедер и по спине. Смотрю на его губы и любуюсь, как он неосознанно улыбается и облизывается, пока играет. Он поднимает глаза. Затаиваю дыхание. А потом ловлю себя на том, что медленно и осторожно шагаю к нему.
Останавливаюсь напротив него и обвиваю руками его шею.
– Играй дальше, – прошу я, кладя локти на край его гитары. Наши губы сближаются. Его пальцы продолжают скользить по струнам, мелодия по-прежнему наполняет собой комнату, а язык медленно скользит по моему в такт песне. Запускаю пальцы ему в волосы. Притягиваю его к себе. И тут музыка замолкает.
– Вот над чем я сейчас работаю, – говорит он.
Его слова возвращают меня к реальности, и я вдруг понимаю, что он показывает мне папку, полную каких-то бумаг, а я по-прежнему стою у стола в паре метров от него. Прикрываю рот ладонью и задерживаю дыханье, а Эй-Джей пролистывает папку большим пальцем.
– Тут полно всякой ерунды, но те стихи, что лежат сверху, по-моему, неплохие.
Кажется, он хочет, чтобы я к нему присоединилась. Кладу медиатор в передний карман джинсов и нетвердой походкой подхожу к его постели и сажусь. Стараюсь дышать ровно и не думать о том поцелуе, которого на самом деле не было, но рядом с Эй-Джеем это еще сложнее. Его губы по-прежнему кажутся безумно мягкими и нежными.
– Можно взглянуть? – спрашиваю я, показывая на папку. Он коротко кивает и передает ее мне. Даже вообразить не могу, чтобы я предложила кому-то полистать мои блокноты, но Эй-Джей, судя по всему, ни капельки не возражает и вновь берет в руки гитару.
Он тихонько бренчит и перебирает струны, сидя рядом со мной, а я листаю страницу за страницей. Тут есть забавные песни – остроумные наблюдения за повседневными мелочами, например за разогревом буррито в микроволновке или мытьем машины; также есть глубокие, куда более серьезные тексты, в которых нет ничего смешного. Я то хихикаю, то покрываюсь мурашками, то снова хихикаю.
– Ну хватит, – вдруг говорит Эй-Джей, который с довольным видом не отрывает глаз от струн. Комната по-прежнему полна его мелодиями.
– Ты о чем?
– Ты слишком добра ко мне. Мои стихи того не стоят.
– Еще как стоят! – восклицаю я, принимаясь за очередной текст.
Эй-Джей перестает играть и вытягивает руку. Я отдаю ему папку, и он кидает ее на одеяло. Теперь мне до нее не дотянуться.
Я жду, что он снова начнет играть, но он меняет положение и снимает гитарный ремень.
– Держи, – говорит он и набрасывает ремень мне на шею.
Пытаюсь оттолкнуть инструмент.
– Не надо! Я понятия не имею, как играть на этой штуке. Я бы лучше послушала тебя. – Тянусь назад за папкой. – Сыграй какую-нибудь из песен, над которыми сейчас работаешь! – прошу я, но вместо этого он встает и хватает меня за руки. Я застываю на месте, затаив дыхание и не сводя с него глаз. Мне страшно пошевелиться: одно неверное движение, и он меня отпустит.
– Сейчас я работаю над тем, чтобы научить тебя играть на гитаре! – объявляет он.
А потом показывает, как правильно взять гитару и поставить пальцы, приговаривая: «Вот на эту струну. Отлично. А указательный палец – на эту. Расслабь руку. Слегка согни пальцы. Зажимай струну самыми кончиками, а не подушечками. Уже лучше».
– Ощущения очень странные.
– Значит, ты все делаешь правильно.
У меня такое чувство, будто руки у меня слишком короткие.
– А теперь перебирай струны.
Раздается звук. Он даже напоминает аккорд.
– Отлично, а теперь поставь этот палец вот сюда. – Он снимает мой палец с одной струны и переставляет на другую. – Попробуй еще раз.
Кажется, у меня вновь получается аккорд. Причем оба аккорда неплохо звучат вместе.
– Молодец! – одобряет Эй-Джей. – А теперь объедини их! – Ставлю пальцы в исходное положение, играю первый аккорд, перемещаю пальцы на другие струны и снова провожу по ним рукой. Потом Эй-Джей показывает мне новый аккорд, и я играю все три созвучия по очереди. Эй-Джей возвращается на свое место на кровати и наблюдает за мной.
– Видишь? – спрашивает он. – Я же говорил. Это проще простого.
– А я способная ученица! – замечаю я, повторяя все три аккорда, на этот раз более выразительно и напористо.
– Ладно, сейчас будет кое-что посложнее. – Он меняет положение и встает позади меня на колени. Бедрами чувствую его ноги.
– Придвинься поближе ко мне, – просит он, и я повинуюсь.
Неужели это все происходит в реальности?
Он пристраивается ко мне вплотную – теперь его грудь упирается мне в спину, – обхватывает меня руками и, заглядывая мне через плечо, ставит мои кисти в правильное положение.
– Ну же, расслабься, – говорит он тоном учителя, словно я – его ученица и не происходит ровным счетом ничего необычного – рядовой урок, не больше. Голос у него тихий, но его лицо замирает совсем рядом с моим ухом, так что я отчетливо слышу его дыхание. – Мизинец сюда. Сыграй еще раз, – шепотом говорит он. Я играю. Аккорд получается по-настоящему мелодичным.
