– Вот. – Он набрасывает полотенце мне на плечи и энергично их растирает. Я жду, что он вот-вот отпустит его и отойдет, но он не отходит. Поднимаю глаза и вижу, что он смотрит прямо на меня. Словно… словно хочет меня поцеловать. А я смотрю на него так, будто я вовсе не против. Потому что так и есть. Я думаю лишь о нашем поцелуе и ни о чем больше.
Он по-прежнему не сводит с меня глаз, но я знаю, что первым он не начнет, и потому сама храбро делаю к нему шаг, а потом еще один, и, не слишком задумываясь о том, что будет дальше, прижимаюсь своим мокрым купальником к его футболке, чувствуя, как вода пропитывает тонкую ткань.
Он выдыхает, сжимает уголки полотенца в кулаках, тянет их на себя, притягивая меня ближе. Мои ладони скользят по его бедрам вверх и ложатся ему на спину, и я чувствую, как напрягаются его мышцы, а потом он опускает голову и целует меня. С жаром. А потом притягивает еще ближе к себе.
Губы у него теплые, а потом он раскрывает их и… Господи, поверить не могу, что это все происходит на самом деле, и, хотя кругом люди и до моего слуха доносятся свистки и крики тренеров, мне все равно. Сейчас я хочу только одного…
– Сэм? Ты в порядке? – Я мотаю головой и быстро моргаю. Брэндон отпускает полотенце, и оно падает у моих ног. – Деточка, что с тобой?
Он по-прежнему стоит в двух шагах от меня, но одежда у него абсолютно сухая. Никакая я не деточка. Мне уже шестнадцать. А ему всего девятнадцать. Разница совсем крошечная. Он поправляет кепку и улыбается мне этой своей до смешного очаровательной улыбкой.
– Ты, кажется, забыла о том, что я тут стою? – спрашивает он.
– Нет, – отвечаю я. Как об этом вообще можно забыть? Моя фантазия потихоньку рассеивается в воздухе и исчезает из виду. Грудь наливается тяжестью. – Я просто задумалась кое о чем.
– Догадываюсь о чем.
– Правда?
– Ага. Но ни к чему волноваться. Стоит только показать такой же результат, как сегодня, на окружных соревнованиях и плавать так весь год, и тебе непременно предложат стипендию! – Он хочет еще что-то сказать, но тренер Кевин громогласно призывает всех выстроиться у стены. Брэндон дружелюбно хлопает меня по плечу, но по-тренерски, не более. – Я ведь знаю, как сильно ты об этом мечтаешь, Сэм.
– Ты и представить себе не можешь, как сильно. – Он по-прежнему стоит в двух шагах от меня. Гадаю, что будет, если я правда наброшу ему полотенце на плечи и притяну его к себе.
– Сэм! К стене! – кричит тренер Кевин и указывает на остальную команду, которая уже успела выстроиться и теперь глазеет на меня. Я протискиваюсь между ребятами и встаю рядом с Кэссиди, и, когда тренер отходит на достаточное расстояние и уже не может услышать, о чем мы говорим, она пихает меня локтем и шепчет:
– Что ж, это было мило! Та сцена с полотенцем.
– Правда? – Я бросаю на нее удивленный взгляд. В начале лета Кэссиди называла Брэндона «Тренером-Красавчиком», но в последние недели ее стало раздражать, что я все никак не отступлюсь от своих чувств.
– Да, это было мило, но это еще ничего не значит.
– А может, значит.
– Сэм. Дорогуша. Поверь. Не значит. Он взял твое полотенце и слегка тебя вытер. Вот и все. У него, в конце концов, есть девушка. В колледже.
– И что же? – Я наклоняюсь вперед, выискивая его взглядом, но стараясь делать это как можно незаметнее. Он стоит у столика, попивает газировку и болтает с одним из спасателей.
– А то. У него есть девушка. В колледже, – повторяет Кэссиди, особенно выделяя последнее слово. – Он постоянно о ней болтает, и всем, кроме тебя, очевидно, что он по уши в нее влюблен!
– Ох.
– Прости. Я должна была это сказать. – Кэссиди собирает длинные рыжие волосы в неровный пучок на макушке, а потом хватает меня за предплечье обеими руками. – К тому же я не сообщила тебе ничего нового. – Она приблизилась ко мне. – Оглянись, Сэм, – говорит она и жестом указывает на длинную шеренгу парней из нашей команды. – В этом море еще есть на кого ставить сети, а?
Я оборачиваюсь и вижу наших ребят – в узких плавках, с мускулистыми руками и кубиками на прессе, загоревшими под лучами солнца Северной Калифорнии. Тела у них стройные и подтянутые после трех месяцев тренировок в бассейне, но эти ребята все равно уступают Брэндону. Даже если кто-то из них и покажется мне хоть сколько-нибудь привлекательным, какой в этом смысл? Лето почти кончилось.
Кэссиди склоняет голову набок, драматично надув губки, а потом легонько касается кончиком пальца моего носа и вздыхает.
– Как же я буду без тебя, Сэм?
Она говорит ровно то, что не идет у меня из головы с самого начала августа, и от ее слов внутри все сжимается. Как и все мои летние друзья, Кэссиди понятия не имеет, какая я за пределами бассейна. Она не знает, какая я на самом деле, и даже не догадывается об этом.
– Ты справишься, – говорю я, потому что это чистая правда. А вот справлюсь ли я – большой вопрос.
Когда в июне я буквально ворвалась в кабинет к своему психиатру и сообщила, что сдала последний экзамен, она восприняла эту новость с восторгом. Тут же подошла к своему мини-холодильнику, налила в два пластиковых бокала яблочный сидр и воскликнула: «За триумфальное возвращение Летней Сэм!» – и мы чокнулись.
Но всему наступает конец. Через две недели я вернусь в школу, Кэссиди уедет в Лос-Анджелес, а Брэндон – в колледж. Мне будет очень их недоставать, как и утренних прыжков в бассейн с трамплина у третьей дорожки.
Я снова буду Самантой. Но больше всего на свете мне будет не хватать Сэм.
Наша пятерка
– Выглядишь потрясающе! – говорит мама, когда я вхожу на кухню. Что ж, надеюсь. К первому учебному дню я готовилась целый час. Распустила волосы, выпрямила их утюжком. Надела белую майку, а сверху – полупрозрачную рубашку, джинсы-скинни и туфли на танкетке, которые некогда еле выпросила у мамы. Я подвела глаза, накрасила губы, тщательно замазала тональным кремом прыщи, вылезшие на подбородке из-за нервов.
– Спасибо, – отвечаю я и крепко обнимаю ее, надеясь, что она прекрасно понимает, что я благодарю ее не только за этот комплимент. А за все, что она для меня сделала этим летом. За то, что приходила на все мои соревнования по плаванию и так громко меня поддерживала с трибуны, что к вечеру воскресенья неизменно теряла голос. За все наши ночные разговоры, особенно в последнюю неделю, когда Кэссиди уехала в Лос-Анджелес, Брэндон – на Восточное побережье США. Первый учебный день зловещей грозовой тучей навис надо мной.
Мама ободряюще улыбается – эта улыбка всегда расцветает на ее лице, когда она чувствует мою нервозность.
– Не смотри на меня так, пожалуйста, – прошу я, борясь с желанием закатить глаза. – Я в порядке. Честно.
Телефон издает короткую трель, и я выхватываю его из кармана.
– Алексис просит подвезти ее до школы, – сообщаю я.
