Прячу лицо в ладонях.
– Я сама себя остановила.
– И очень жаль. Думаю, в этом со мной все согласятся.
– Жаль? Серьезно?
Им и впрямь хотелось, чтобы я к ним примкнула.
– Конечно. Мы бы забросали тебя бумагой – не знаю, как остальным, а мне бы ужасно хотелось в этом поучаствовать.
Закатываю глаза.
– Да уж, интересная вышла бы инициация.
– Как знать, – протянул он. – Но лучшее еще впереди. – Он достает из кармана телефон. – Мы встречаемся по понедельникам и четвергам в обеденный перерыв. Иногда проводим дополнительные спонтанные встречи. Тебя такое устраивает?
– Вполне. – Впрочем, тут могут возникнуть проблемы.
– И если мы пригласим тебя к себе, мне понадобится твой телефон, – сообщает он, взмахивая телефоном. Несмотря на то что меня пока официально не приняли в «Уголок», Эй-Джей, судя по всему, просит меня дать ему свой номер – и я даю. Он записывает его и убирает мобильник в карман. – Еще вопросы? – уточняет он.
Слезаю со сцены и начинаю расхаживать по комнате мимо сотен клочков бумаги, исписанных тысячами слов. Сколько же тут людей… Раскрывших свою душу до опасного широко… Даже представить трудно, что когда-нибудь и я смогу так же.
– Мне кажется, все вы обладаете даром, которого у меня нет, – признаюсь я, не поднимая на него глаз.
– Это каким же?
Делаю несколько шагов вперед, на ходу разглядывая стены и слова на них.
– Мне кажется, вы знаете, как выразить свои чувства и передать их другому человеку. А мой талант, увы, совсем иного рода: я умею держать все в себе. – Подбородок у меня начинает дрожать – такое не раз бывало, когда я признавалась Сью в том, о чем мне совсем не хотелось бы говорить, но сейчас на сердце гораздо легче. Пожалуй, Эй-Джей ждет от меня совсем не таких вопросов, но я просто не могу удержаться. – Скажи, как этому научиться?
Он поднимается со своего дивана.
– Думаю, сперва нужно найти для себя уютное место и уютных людей. Взять, к примеру, нас, – начинает он и делает несколько шагов ко мне. – Мы доверяем друг другу и никого не осуждаем. Так что здесь можешь болтать, о чем вздумается.
Заливаюсь громким смехом.
– Я что, похожа на болтушку? Ну уж нет, глупая болтовня меня не интересует. А вот моя подруга Кейтлин гордится тем, что у нее есть свое мнение обо всем на свете, и всегда говорит то, что думает. Вот уж кто настоящая болтушка. Иногда ее слова больно ранят окружающих.
– Это совсем другое, – замечает Эй-Джей.
Ловлю себя на том, что пристально смотрю ему в глаза.
– А ты всегда говоришь то, что думаешь?
– Стараюсь, – пожимая плечами, отвечает он. – Мне важно понимать, в каких я отношениях с окружающими, поэтому стараюсь делать так, чтобы и они понимали, что я о них думаю. Я не стремлюсь кого-то обидеть или унизить и не вижу причин притворяться. На это уходит немало сил.
Еще бы. Об этом я знаю не понаслышке.
Эй-Джей снимает шнурок с ключом и надевает мне на шею. Его пальцы пробегают по моим плечам, а ключ тихонько звенит, стукнувшись о пуговицу на моей блузке.
– А так разве можно? – спрашиваю я, скользя пальцами по острым выступам и изгибам ключа.
– Разумеется. Ключ принадлежит всему нашему обществу. А я всего-навсего отвечаю за дверь.
Мысль о том, чтобы остаться здесь одной, вызывает у меня тревогу. А если электричество отключат? Или вентиляция перестанет работать? Меня кто-нибудь вызволит?
– А еще у кого-нибудь есть ключ?
– У мистера Бартлета. Он приходит сюда несколько раз в месяц – выносит мусор, пылесосит, все такое.
– У уборщика? Так он знает об этом месте?
– Мистер Б. работает здесь уже двадцать лет. Он знает про все и про всех. Но никому не выдает нашу тайну.
Вновь скольжу пальцами по ключу. Честно сказать, мне совсем не хочется, чтобы Эй-Джей уходил, и в то же время не терпится остаться наедине со всеми этими стихами и найти текст его песни.
– Пойду я, ладно? – говорит он. А потом, к моему удивлению, шагает ко мне, а не отступает назад. Тут же вспоминаю, какой же он на самом деле высокий – мне даже приходится слегка приподнять голову, чтобы видеть его глаза. За последний месяц я очень много о нем думаю, но только сейчас у меня появилась возможность внимательно его рассмотреть.
Он вовсе не красавчик, в отличие от Брэндона и других парней, на которых я западала. Но никто из них не пробуждал во мне таких чувств, как Эй-Джей сейчас.
Меня привлекает в нем абсолютно все. Его поза, такая уверенная и спокойная. Непринужденность, с которой он сегодня со мной общается, – благодаря ей я начинаю чувствовать, что я тут и впрямь не чужая. То, с какой восхитительной искренностью он исполнял ту самую песню.
– Можешь оставаться здесь, сколько захочешь. Почитай стихи на стенах – эта коллекция набралась за целое десятилетие, и к ней приложила руку сотня авторов. Познакомься со всеми ними. А потом сочини что-нибудь свое.
– Хорошо, – шепотом отзываюсь я. Выражение лица у Эй-Джея ласковое и доброе, а когда он упоминает о комнате и рассказывает, как мне стать ее частью, его глаза сияют.
– Когда закончишь, запри дверь и погаси все лампы. Я буду тебя ждать у того столика, недалеко от твоего шкафчика.
– Ладно, – говорю я.
Он делает несколько шагов к двери, но потом останавливается.
– Ах да, если хочешь, потренируйся читать стихи вслух. Когда тут никого нет, сцена перестает быть страшной.
Он проходит мимо меня, и я вжимаюсь в стену, чтобы дать ему дорогу.
– Эй-Джей, – зову я, и он оборачивается. Мне вовсе не хочется это говорить, но я чувствую, что должна, иначе мне – и, самое главное, ему – может стать неловко и неуютно. К тому же, если члены «Уголка» собираются оценивать мою искренность, нужно, чтобы Эй-Джей понял, как для меня важно его прощение.
– Само собой, только тебе решать, как поступить. Если не хочешь быть моим другом – я пойму. Да, дело было очень давно, но мои детские слова и поступки… – Я замолкаю, вспоминая, как мы с Кейтлин целый день названивали Эй-Джею домой с дурацкими розыгрышами, пока наконец трубку не взяла его мама, которая очень громко и нервно стала умолять нас оставить их в покое. А еще тот случай, когда мы уселись в автобусе позади Эй-Джея и засыпали ему за ворот рубашки всякий мусор – обертки от жвачки, обрезки бумаги, какие-то катышки. Мотаю головой и до боли прикусываю нижнюю губу. – Ты и представить себе не можешь, как мне стыдно.
Он отвечает не сразу.
– Зачем ты мне все это рассказываешь? – наконец спрашивает он.
– Ну наверное… я… – запинаюсь, подбирая точные слова. – Мне важно убедиться, что ты об этом знаешь. На случай, если ты не поверил первому моему извинению.
