Поспешно взбегаю по лестнице и выскакиваю на улицу, а потом кратчайшим путем несусь на парковку. Сейчас мне хочется только одного – скользнуть на водительское сиденье, включить плей-лист «В самой глубине» и отрешиться от мира. Но когда я наконец добираюсь до машины и тянусь за рюкзаком, я понимаю, что его нет.
Точно. Он же так и остался лежать на полу в «Уголке поэта» вместе со всем тем, что мне дорого и важно. Там же остались ключи. Телефон. Моя музыка. Красный и желтый блокноты. Мои тайны. Бессильно прислоняюсь к дверце автомобиля, прижимая к груди синий блокнот.
Будущий поэт
Стоит погожий октябрьский день. К полудню асфальт раскаляется. Я по-прежнему на парковке, и мне остается только проклинать калифорнийское солнце и считать школьные звонки.
Раз: это закончился обед. Два: начался пятый урок. Три: пятый урок закончился. Четыре: начался шестой. Мне пора. Отряхиваю пыль со штанов и иду к кампусу, моля небеса о том, чтобы ни с кем не столкнуться.
Захожу в ворота и спешу по лужайке, пока не выхожу на бетонную дорожку, по которой можно дойти до моего шкафчика. Возможно, Кэролайн сунула в него записку, в которой сказано, где можно забрать рюкзак. Как только я его найду, пойду в медпункт, скажу, что заболела и попрошу разрешения позвонить маме, чтобы она меня забрала.
Коридоры пустуют, поэтому мне удается дойти до шкафчика, так ни с кем и не столкнувшись. Набираю код, открываю дверцу. Никакой записки.
Чтобы прийти в себя и успокоиться, смотрю на внутреннюю сторону дверцы, точнее, на три снимка, которые Психо-Сью велела сюда наклеить, и стараюсь мысленно соотнести себя с сильной и ловкой девчонкой на фотографиях. Обвожу пальцем снимок, где я стою на трамплине перед бассейном с целеустремленным, решительным выражением лица. Уверенность. Да, именно это слово я сказала в тот день, когда Сью попросила придумать ассоциацию к этой фотографии.
Эта девчонка ни за что бы не убежала.
Немедленно и отчетливо осознаю свою ошибку: нужно вернуться, в этом нет никаких сомнений. Даже если это и впрямь была шутка и они хотели надо мной поиздеваться, надо вернуться и доказать, что я могу прочесть стихотворение – доказать если не им, то хотя бы себе. Если я способна нырнуть с трамплина и выиграть медаль, то это уж и подавно смогу.
Мне тоже найдется место в этой комнате.
– Эй, – окликает меня сзади чей-то голос, и я оборачиваюсь. Эй-Джей сидит на траве между дорожками, неподалеку от одного из железных столов. У его ног стоят два рюкзака. Он встает и поднимает мой, а потом пересекает лужайку и протягивает его мне. – Вот, держи, Сэм.
Сэм.
– Лучше бы ты оставил его у секретаря или еще где-нибудь, – говорю я, забирая рюкзак. – Из-за пропуска урока у тебя могут быть неприятности…
– А у тебя? – спрашивает он, запуская пальцы в свои волосы.
– Я хотела домой отпроситься. – Теперь, когда Эй-Джей опять появился, я растеряла последние крупицы уверенности. Мне вспоминается сцена, тот самый стул и момент, когда Эй-Джей открыл замок, чтобы выпустить меня из комнаты, и лицо заливает краска.
Он смотрит на меня, не произнося ни слова. Задерживаю взгляд на трещине в бетоне и замираю, набираясь храбрости сказать ему правду.
– У меня был приступ паники, – говорю я наконец. – Я подумала, что вы засмеете мои стихи.
– Нет, что ты.
– А потом решила, что это всего-навсего розыгрыш. В отместку за то, как я с тобой обошлась, когда мы были детьми. – Заставляю себя посмотреть ему в глаза.
– Я ни за что бы не пошел на такое.
В голове снова звучит голос Психо-Сью, рассуждающий об ошибках. Он напоминает о том, что все они чему-то да учат.
– Я все испортила, да?
– Скорее, мы. – Выражение его лица переменилось. Стало мягким, почти извиняющимся. – Послушай, Сэм, все вышло предельно неправильно. Существует целый процесс инициации, который мы… по сути, пропустили.
Непонятно, шутит ли он или говорит серьезно. Стоит мне только услышать фразу «процесс инициации», как мне тут же представляются повязки на глаза, свечи, пытки водой.
– Просто блеск! – восклицаю я, закрываю лицо ладонями и снова смотрю на трещину.
– Да не волнуйся ты так, – говорит он. В его голосе я слышу смех, и почему-то мне становится легче. Раз он смеется, значит, и улыбается. Я уже видела на его губах улыбку, когда он выступал со сцены, но мне он еще ни разу не улыбался. Поднимаю взгляд. Да. Он и впрямь улыбается.
– А что, если я предложу тебе вместо шестого урока не уезжать домой, а пойти со мной?
– Куда?
– В подвал.
– Зачем? Остальные еще там?
– Нет. В этом вся и соль. Комната должна быть всецело в твоем распоряжении. Я попозже тебе объясню, о чем речь. – Он кивает в сторону театра и отходит на пару шагов назад, к тропинке, которая ведет к театру.
После первого посещения «Уголка поэта» больше всего на свете мне хотелось провести там весь день, почитать стихи на стенах. Побыть там одной, чтобы никто не мешал. Прочесть все стихи до единого.
Мне хочется пойти за Эй-Джеем.
Нерешительно шагаю в его сторону.
Мне хочется довериться ему.
Он разворачивается и направляется к театру, сделав короткую остановку у столика, чтобы забрать свой рюкзак. Вместе мы пересекаем лужайку. Проходим по сцене, спускаемся, продираемся через швабры и метлы и заходим в «Уголок поэта». Эй-Джей приоткрывает дверь, чтобы в комнате стало светлее, и указывает на ближайшую лампу.
– Включим свет? – спрашивает он.
Потом запирает замок, и мы обходим комнату, включая все лампы, что попадаются нам по пути. Эй-Джей куда проворнее меня, но мы все равно встречаемся неподалеку от сцены.
– Присаживайся, – велит он и опускается на край возвышения. Сажусь рядом, стараясь не думать, как досадно опозорилась на этом самом месте меньше трех часов назад.
– В общем, порядок у нас такой, – прочистив горло, начинает Эй-Джей. – Мы подробно обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что нам бы хотелось рассмотреть твою кандидатуру на вступление в «Уголок поэта», Саманта – точнее, Сэм! – Макаллистер!
– Почему?
– Почему что? – нахмурившись, уточняет он.
– Почему вы хотите, чтобы я примкнула к вашему обществу? Вы ведь даже меня не знаете…
– Разумеется, все не так просто. Сперва ты должна прочесть стихи. Потом мы проголосуем.
– То есть если мои стихи окажутся плохими, меня прогонят?
– Нет. Мы все тут пишем неважные стихи. Твою поэзию мы оценивать не станем.
– А что станете оценивать?
– Ну не знаю… Наверное… твою искренность.
