– Добрый день! – поздоровалась женщина. – Ты к нам с заказом?
– Да. Принесла раму для картины. Вот, захотелось посмотреть, как вы работаете.
– Ну смотри. Видишь, вот это кожаная подушка. На ней мы режем золото ножом. Весь процесс включает двенадцать операций…
– И ты золотишь всякие разные штуки? – неожиданно переходя на «ты», спросила Хлоя.
Женщина улыбнулась, и в глазах у нее зажглись веселые искорки.
– Именно! Всякие разные штуки, как ты говоришь. Потолки, решетки, купола…
Но Хлоя не слушала ее объяснений. Она неотрывно смотрела на серый свитер: на тонком кашемире что-то блеснуло. То, что застревает между волокнами ткани и против чего бессилен чистящий ролик. Кошачий волос. Черного цвета. Рядом еще один. И еще. Хлоя наклонилась поближе к Лоре, закрыла глаза и потянула носом. Никаких сомнений. «Хабанита». Все. Она ее нашла. Она нашла женщину с лиловой сумкой. Хлоя открыла глаза. Лора собиралась уложить очередной золотой листок.
– Его зовут Лоран Летелье, – прошептала Хлоя в затылок Лоре. – Его книжный магазин называется «Красный блокнот».
Рука Лоры замерла на полпути к статуе. Листок, растеряв статическое электричество, сорвался с кисточки и, кружась, полетел на пол.
Среда, 29 января
Я с семнадцати лет не вела дневник. Бросила вскоре после школы, сама не знаю почему. Хотя до этого, лет с двенадцати-тринадцати, вела его регулярно. (Надо бы поискать старые тетрадки на чердаке.) Помню, что в то время я вклеивала в них использованные билеты в кино или в театр, подобранные на улице красивые листья, даже чеки из кафе с датой и часом посещения. Наверное, я собирала все это как некие «вещественные доказательства». Чтобы с их помощью обозначить свое место в мире, а то и просто убедить себя, что я существую. По всей видимости, в определенный момент я перестала испытывать в этом потребность и бросила вести дневник, пересказывая самой себе свою жизнь, – я попыталась ее прожить. Не думаю, что я вернусь к привычке подробно описывать каждый свой день. Во-первых, со мной не происходит ничего такого, что заслуживало бы упоминания, а во-вторых, для заметок мне вполне хватает красной тетради. Тем не менее сегодня утром я почувствовала, что мне необходимо изложить последние события. Я узнала имя и адрес человека, вернувшего мне сумку. Его зовут Лоран Летелье. Его книжный магазин называется «Красный блокнот». Кажется, я слово в слово воспроизвожу то, что сказала мне его дочь. Эта неожиданная фраза до сих пор крутится у меня в голове. Возникает снова и снова, как в той древней компьютерной игре, где на тебя валятся геометрические фигуры из одной или нескольких клеток и надо уложить их в стройные ряды. Как-то мы с Наташей Розен и ее братом Давидом просидели за этой игрой всю субботу. Это было больше тридцати лет назад. Понятия не имею, что теперь с ними стало. Похоже, я единственная, кто еще помнит эту дождливую субботу, которую мы провели у них дома, в Гарше.
Его дочку зовут Хлоя. Мы с ней выпили кофе у нас в мастерской. Моя бабушка сказала бы про нее, что это «весьма решительная юная особа». Так оно и есть. «Мне кажется, отец ужасно жалеет, что не дал тебе свой адрес, – заявила она, обращаясь ко мне на “ты”. – И, по-моему, ты хотела бы с ним познакомиться». Она в курсе всей истории. Когда я рассказала ей, что обошла все книжные в своем районе, ей это явно понравилось. «Ну правильно, – одобрила она. – Я бы сделала то же самое». При этом она запустила себе в волосы руку – очень женственно и немного высокомерно (интересно, я в ее возрасте была такой же?). «Я ведь заходила в книжный твоего отца. Правда, не спросила, есть ли у них какой-нибудь Лоран. Устала встречать недоуменные взгляды и каждый раз испытывать разочарование». «А когда ты ходила в “Блокнот”?» – спросила она. И вытащила ежедневник в коллекционном издании «Плеяд», уточнив, что отец дарит ей такой каждый год и что она может раздобыть один и для меня. Потом она произнесла фразу, которую я попросила ее повторить дважды: «В четверг? Так в четверг мы носили Путина на прививку». (У Хлои есть кот по кличке Путин. Она отказалась объяснять, почему его так назвала.) После этого она встала и сказала, что ей пора в школу. И взяла с меня обещание, что я никогда не выдам ее отцу и не скажу, что она ко мне приходила. Я пообещала.
Еще она спросила, есть ли у меня муж и дети. Я ответила, что нет. Детей у меня нет, а муж был, но он погиб, убит террористами, очень далеко, в Багдаде. Хлоя молча смотрела на меня и очень медленно качала головой. Мне понравилось, что она не отвела глаз. Обычно, когда я говорю про смерть мужа, люди опускают глаза, а потом снова поднимают их с удрученным видом. В этот миг мне хочется надавать им по щекам.
Четверг, 30 января
Я позвонила и услышала его голос. Было начало девятого. Книжный уже закрылся. Возле домофона висела табличка с именами жильцов, и, разумеется, среди них значился «Л. Летелье». «Да?» – спросил голос. Мне хотелось сказать: «Это Лора Валадье». Наверное, после этого наступило бы молчание, а потом он пригласил бы меня подняться. А может, сам спустился бы. Но я не смогла. Я чувствовала, что мне нужно еще немного времени, и потому пробормотала: «Извините, я ошиблась». «Ничего страшного, – ответил голос. – Всего вам доброго», – и раздался щелчок. Я стояла перед застекленной дверью подъезда и заглядывала внутрь. Справа дверь, должно быть, вход в книжный магазин – в моем доме в первом этаже расположен магазин дизайна «Аркан-17», у них точно такая же. Я рассматривала лестницу и плиточный пол и думала, что человек, которого я не знаю, но который так хорошо знает меня, каждый день видит эту картину. Хлоя говорила, что он не всегда владел книжным магазином. Раньше он работал в инвестиционном банке, но в один прекрасный день взял и все бросил. Мне нравится идея, что можно вот так разом изменить свою жизнь. Я сама с двадцати четырех лет только тем и занимаюсь. Возвращаясь на стоянку такси, я думала о том, что мы с ним все-таки поговорили, хотя он об этом и не догадывается. Голос у него, хоть и искаженный домофоном, приятный, а его пожелание «всего доброго» сопровождало меня весь вечер, в том числе за ужином у Жака и Софи. Мне приходится в который раз рассказывать, как на меня напали и как я оказалась в коме, и это мне изрядно надоело. Сестре, например, я ни словом не обмолвилась. Она прислала мне по электронной почте письмо: «No news? Все нормально?» Я ответила: «У меня все хорошо. А у тебя?» Не уверена, что захочу делиться с ней событиями последних двух недель. У нас с Бенедиктой все меньше общего. Даже когда мы говорим о прошлом, выясняется, что мы помним совершенно разные вещи. Иногда у меня складывается впечатление, что мы родились от разных родителей.
Пятница, 31 января
Сегодня я изображала Софи Калль. Пришла к книжному магазину. Села на лавочку в сквере и стала смотреть на витрину «Красного блокнота». Внутри было три человека: высокий длинноволосый парень с бородкой, белокурая женщина лет шестидесяти и Лоран. Он точно соответствует описанию Уильяма, который при известии о том, что я нашла адрес Лорана, пришел в страшное возбуждение. Он все уши мне прожужжал, чтобы я зашла в магазин. Лоран действительно «выше среднего роста, худощавый, шатен, лет сорока пяти – сорока семи, с карими глазами». Уильяму в составлении мужских портретов можно доверять. Поначалу я видела Лорана только издалека, потому что не рискнула приблизиться к витрине. Он ведь знает меня в лицо. В одиннадцать часов длинноволосый бородач вышел из магазина и здесь, в сквере, встретился с парнем в куртке с капюшоном и купил у него траву. Я уверена, что это была трава, – настолько быстро совершилась у подножия памятника сделка. Не знаю, догадывается ли Лоран, чем увлекается его продавец, но я видела, как блондинка вытаращила на вернувшегося бородача глаза и с печальным видом покачала головой – она-то наверняка в курсе. Потом Лоран пошел обедать, и я последовала за ним. Он поднялся по улице Пантий и свернул на улицу Пас-Мюзет. Я шла в нескольких шагах за ним и видела его только со спины. Пожалела, что не взяла оставшийся от Ксавье «Никон-51» – единственный фотоаппарат, которым я умею пользоваться. Могла бы сделать несколько снимков, а потом послать их ему на адрес магазина. Анонимно. Он сел на террасе кафе рядом с рынком. Кафе называлось «Надежда». Я выждала немного, стоя на углу, а потом зашла в кафе и устроилась через два столика от Лорана. Официант шутливым тоном сказал ему, что, видимо, случилось нечто из ряда вон выходящее, раз Лоран пришел обедать. Из их краткого разговора я поняла, что обычно Лоран заглядывает в это кафе только по утрам. Я заказала салат «Цезарь» и бокал белого вина. Счет прилагаю. На нем указано точное время: 13.38. Внизу написано: «Официант 2». «Салат “Цезарь” – 9,30 евро. Вино (бокал) – 4,20 евро. Кофе – 2,20 евро. Итого: 15,70 евро».
