Стоя перед зеркалом ванной, Лоран оставил попытки побриться. Электробритва, с урчания которой для него начиналось каждое утро, издала, едва он включил ее в розетку, предсмертный стон и умолкла. Напрасно он раз за разом нажимал на кнопку «Вкл/Выкл», напрасно стучал по сетке, вставлял вилку в розетку и выдергивал обратно – «Браун 860» с тремя плавающими лезвиями отдал богу душу. Страшно раздосадованный, Лоран все же не решился выбросить бритву – во всяком случае сразу. Он аккуратно положил ее в большую ракушку, десять лет назад привезенную из Греции. В ящике под раковиной у него лежал станок Gillette, но воспользоваться им Лорану помешал второй за утро сюрприз: повернув кран над ванной, он услышал только глухое бурчание. Воду отключили. Объявление висело в подъезде уже неделю, но он про него забыл. Лоран посмотрелся в зеркало. Оттуда на него глядел небритый взлохмаченный мужчина, явно проспавший всю ночь, зарывшись головой в подушку. К счастью, на дне чайника хватило воды, чтобы сварить чашку кофе. Выходя из дому, он покосился на металлическую штору на окнах магазина. Скоро он откроет ее электронным ключом, поздоровается с соседом Жаном Мартелем («Ушедшее время. Антиквариат. Скупка старины»), как всегда, пьющим свой кофе с молоком на террасе кафе Жан-Барта. Потом помашет рукой жене владельца химчистки («Белый голубь. Безупречная чистота»), и она из-за стекла махнет ему в ответ. Потом, уже подняв штору, привычно оглядит собственную витрину: «Новинки», «Классика», «Лидеры продаж». Рядом – «Выбор читателей» и «Не пропустите!». К половине одиннадцатого придет Мариза, вслед за ней явится Дамьен. Команда будет в сборе – можно начинать работу. Открывать коробки новых поступлений, отвечать на вопросы покупателей. «Я ищу одну книгу… Автора не помню, названия тоже. Там действие происходит во время Второй мировой войны…» Давать советы: «Мадам Бертье, этот роман вам наверняка понравится. Вы хотели почитать что-нибудь легкое, для удовольствия. Гарантирую, что от этого автора вы будете в восторге». Делать заказы: «Добрый день! Это “Красный блокнот”. Мне нужно три экземпляра “Дон Жуана” Мольера в карманном издании “Школьной библиотеки”». Оформлять возвраты: «Добрый день! Говорит “Красный блокнот”. Я вынужден вернуть вам четыре экземпляра ”Летней грусти”. Она не идет, а я обновляю выкладку». Договариваться с издателями: «Добрый день! Это Лоран Летелье из “Красного блокнота”. Я хотел бы организовать автограф-сессию с вашим автором…»
Когда-то в его книжном располагалось хиревшее на глазах кафе «Кельт». Владевшая им пожилая супружеская чета, не чаявшая, как от него избавиться и вернуться в родную Овернь, встретила Лорана с распростертыми объятиями. У кафе имелось существенное преимущество – прямо над ним находилась жилая квартира. С одной стороны, большой плюс: не надо тратить время на дорогу на работу. Но с другой – минус: получается, что с работы вообще не уходишь. Лоран обогнул сквер, на который выходил «Красный блокнот», и пошел по улице Пантий. В руке он держал последний роман Фредерика Пишье «Небесная крона». На будущей неделе автор собирался прийти в магазин на встречу с читателями, и Лоран хотел просмотреть свои заметки, сделанные прямо на полях книги, за чашкой двойного эспрессо на террасе «Надежды» – кафе, куда он имел обыкновение заглядывать по утрам. В книге рассказывалось о судьбе крестьянской девушки в годы Первой мировой. Это был четвертый роман Пишье, которого прославили «Песчаные слезы» – повесть о солдате наполеоновской армии, влюбившемся в молодую египтянку. Автор обладал несомненным даром показывать страдания героев на фоне грандиозных исторических событий. Критики пока не пришли к единому мнению относительно того, к какому разряду его причислить: бойких беллетристов или настоящих писателей? Одни считали так, другие – эдак. Но как бы то ни было, его книги хорошо продавались, и автограф-сессия наверняка соберет много народу. Пискнул мобильник – Мариза прислала сообщение. Электричка, на которой она добиралась из пригорода, встала, поэтому Мариза скорее всего немного опоздает к открытию магазина. «Держите меня в курсе», – ответил он и свернул на улицу Виван-Денон. Проходя мимо дома номер шесть, он поднял глаза – проверить, открыто ли окно у его покупательницы мадам Мерлье. Читающая запоем старушка, удивительно похожая на покойную актрису Маргерит Морено, обычно поднималась ни свет ни заря. «Если окна у меня закрыты, месье Летелье, – как-то сказала она ему, – значит, я или умерла, или умираю». Они тогда договорились, что при виде ее запертых ставен он немедленно позвонит по номеру 18
[1]. Но в доме шесть все оказалось в полном порядке – ставни были широко распахнуты. Кстати, чуть ли не единственные во всем доме: народ субботним утром отсыпался, и квартал выглядел безлюдным. Лоран вышел на улицу Пас-Мюзет. Кафе «Надежда» располагалось в самом ее конце, на углу бульвара, где по выходным устраивали рынок. Возле многих дверей стояли в ожидании уборщиков мусорные баки; кое-где рядом громоздились сломанные стулья и другие предметы вышедшей из употребления мебели. Лоран прошел мимо очередного мусорного бака и вдруг замедлил шаг (мозгу потребовалось несколько секунд, чтобы увиденное отпечаталось в сознании), после чего остановился и вернулся назад.
На крышке бака лежала дамская сумочка. Кожаная, лилового цвета, в прекрасном состоянии. Со множеством кармашков, застежек-молний, двумя широкими ручками, длинным ремнем и фурнитурой под золото. Лоран инстинктивно оглянулся, что было глупо: не думал же он, что из воздуха материализуется женщина и заявит: «Это мое». Судя по тому, что сумка лежала на крышке бака, она была не пустая. Пустую и порванную хозяйка выбросила бы в бак. Хотя, если задуматься… Разве женщины выбрасывают сумки? Лоран вспомнил женщину, что делила с ним жизнь на протяжении двенадцати лет. Нет, Клер не выбросила ни одной своей сумки. У нее их было несколько, на каждый сезон. Она и обувь не выбрасывала. Если у нее на босоножках рвался ремешок, она несла их в починку. Но даже если спасти босоножки было уже нельзя, Лоран не помнил, чтобы хоть раз видел их в мусорном ведре, среди картофельных очисток. Они куда-то исчезали таинственным образом. Но, вопреки этим рассуждениям, вернувшим его к давним воспоминаниям, оставалась вероятность, что владелица сумки избавилась от нее добровольно. С другой стороны, тот факт, что такая хорошая сумка лежит на крышке мусорного бака, свидетельствовал в пользу более неприятной гипотезы. Например, что сумку украли. Лоран взял ее в руки. Открыл молнию. И обнаружил, что внутри имеется довольно много того, что на канцелярите именуется «личными вещами». Он склонился над содержимым сумки, но в этот миг из двери черного хода вышла девушка, тянувшая за собой чемодан на колесиках. Пройдя мимо Лорана, она обернулась, встретилась с ним взглядом, ускорила шаг и в следующий миг скрылась за углом. Только сейчас до него дошло, до чего подозрительно он выглядит: небритый лохматый мужчина стоит над мусорным баком и роется в дамской сумке… Он быстро закрыл молнию. Теперь перед ним со всей неотвратимостью встал вопрос морально-этического свойства: забрать сумку с собой или пройти мимо. Ведь где-то в городе горюет женщина, лишившаяся своего имущества и уверенная, что оно никогда больше к ней не вернется. «Только мне одному известно, где ее сумка, – сказал себе Лоран, – и, если я ее здесь оставлю, ее увезут мусорщики или украдет кто-нибудь еще». Он принял решение. Взял сумку и пошел. Комиссариат полиции располагался минутах в десяти ходьбы. Он сдаст им сумку, заполнит два-три бланка, а потом отправится в кафе.