Он опередил график. Ровно в одиннадцать он шел по улице, держа в вытянутых руках упакованное в прозрачный пластиковый пакет висящее на плечиках белое платье. На пакете красовалась надпись: «Химчистка “Афродита”. Ваши заботы – наши заботы». Он обошел шесть химчисток. В четырех первых ему сказали, что не выдавали подобной квитанции. В пятой принесли семь вычищенных галстуков от «Эрме». По неизвестной причине знаменитая фирма, выпускающая, бесспорно, шедевры кожаных изделий, одновременно производила самые безобразные, по мнению Лорана, в мире галстуки; вот и сейчас перед его глазами замелькали какие-то лисы, улитки, лошади и собаки на горчично-желтом и синем шелке. Как бы там ни было, номер квитанции – 0765 – соответствовал набору галстуков. Возникло легкое замешательство, разрешившееся с помощью владельца заведения, определившего, что квитанция выдана не ими. В шестой химчистке приемщица молча взяла бумажку, так же молча принесла платье на бретельках и открыла рот только для того, чтобы потребовать с Лорана двенадцать евро. Не в силах сдержаться, он позволил вопросу сорваться со своих горячих губ и получил короткий неудовлетворительный ответ: нет, она не помнит, кто сдавал платье. Извините.
Итак, теперь к имени прибавилось описание. Шатенка с волосами до плеч, с бледной кожей, очень светлыми, возможно серыми, глазами и хорошей улыбкой, невысокого роста, справа над верхней губой – родинка. Но фамилия по-прежнему оставалась загадкой. Как ни воодушевила Лорана встреча с Модиано и как ни гордился он тем, что вычислил химчистку, но приходилось признать: других козырей у него в колоде не осталось. Вернувшись домой, он повесил платье на дверцу книжного шкафа, отступил на пару шагов и снова взял его в руки. Прикинув, какого приблизительно роста может быть Лора, он опустил платье чуть пониже. В стеклянной дверце шкафа возникло отражение, похожее на древний дагерротип: лицо и руки женщины стерлись с течением лет, и сохранилось только изображение платья. Реальный мужчина рядом с женщиной-призраком. За стеклом виднелись корешки книг, которые Лоран собирал годами: старинные тома в тканевых переплетах, первоиздания, серия «Плеяды», романы с автографами писателей, побывавших в «Красном блокноте». В квартире было полно других книг, но здесь он держал только самые любимые, расставляя их таким образом, чтобы не «ссорить» авторов. Так, ему бы и в голову не пришло поместить Селина рядом с Сартром, а Уэльбека по соседству с Роб-Грийе. Глядя на себя, замершего с белым платьем в руках, он подумал о «Воображаемой подружке» Джона Ирвинга, хотя в книге ни слова не говорилось о владельце книжного магазина, нашедшем сумку незнакомки. Ее автор вспоминал студенческие времена, первые лекции по литературе и свое приобщение к греко-римской борьбе. Лоран повесил платье и вернулся к игральному столику. Камешки, зеркало, косметичка, ключи с брелоком, на котором выбиты какие-то иероглифы, «Парископ», тетрадь-дневник, карманного формата роман Модиано, ручка «Монблан», заколка с голубым цветком, рецепт сладкого мяса, пакетик лакричных леденцов. Он положил один в рот. Нет, ничего не получится. Расследование зашло в тупик. Наверное, надо сложить все вещи назад в сумку и отнести ее на улицу Морийон. Не успел он так подумать, как ему стало тошно, словно он собрался отвезти в приют собаку – под тем предлогом, что больше не может ее держать. Внезапно накатилась усталость. А может, просто оставить эти предметы лежать там, где они лежат? Храним же мы дома всякие безделушки, ненужные подарки от родственников и сувениры из других стран? Они пылятся у нас на полках, постепенно становясь органичной частью интерьера… Он выключил свет и пошел в «Красный блокнот». Белое платье светилось в темноте фосфоресцирующим пятном.
Это была глупая затея. Вполне в духе Доминики: встретиться не наедине, а в компании. Вместо того чтобы пойти куда-нибудь поужинать вдвоем и спокойно обсудить историю с сумкой и шпилькой, она предложила устроить свидание на нейтральной территории и в нейтральной обстановке. В новом баре «Поющая муза», недавно открытом семейной парой художников-графиков, переквалифицировавшихся в рестораторы. Ожидалось семь человек: чета журналистов, женатых вторым браком и празднующих деревянную свадьбу (пять лет совместной жизни), архитектор, министр, пиарщица и они сами. Когда он пришел, остальные уже сидели за столиком в глубине зала, попивая коктейли с зеленым шампанским (как выяснилось, состоявшие из шампанского с сиропом базилика). Лоран поцеловал Доминику, слегка прикоснувшись губами к ее губам, поздоровался с присутствующими и занял место напротив Доминики. Судя по всему, она обрадовалась его приходу.
– Ждем Пьера, но он куда-то пропал. Мобильный не отвечает, – сообщил министр с недовольным видом большого начальника, который руководит множеством проектов и терпеть не может сбоев в работе.
Доминика предположила, что отменили рейс (Пьер летел из Мадрида); «деревянная новобрачная» вслух выразила надежду, что с Пьером не случилось ничего неприятного; пиарщица высказалась в том духе, что Пьер перепутал час или дату встречи. Затем все выпили за деревянную свадьбу журналистской четы, и Лоран присоединился к общим поздравлениям, хотя видел этих людей впервые в жизни. Архитектор (тот самый Пьер) так и не появился, и его стул пустовал на протяжении всего ужина. Лоран решил про себя, что Пьер предпочел остаться в Мадриде, чтобы лакомиться тапас в обществе танцовщицы фламенко, но не стал делиться с окружающими своими соображениями. Разговор за столом перекинулся на последние художественные выставки и политику. Время от времени Лоран встречался взглядом с Доминикой. Когда это случалось, оба на мгновение замирали, после чего, ни слова не говоря, дружно поворачивали головы в другую сторону. В этих мимолетных переглядках было больше игры, чем реального взаимопонимания, – ничего общего с тем неожиданно вспыхнувшим ощущением сообщничества, которое они испытали в памятный вечер в «Красном блокноте». Тогда между ними установилась связь сродни телепатической, обоим дававшая понять: на свете нет ничего, что помешало бы им провести ближайшую ночь вместе. Это было чуть больше года назад.
– Первая годовщина, – уточнил кто-то из «деревянных», – это ситцевая свадьба.
Будем ли мы, подумал Лоран, отмечать следующую? Чем дольше они сидели за столом, тем больше он в этом сомневался. Бывает и такая, эфемерная любовь, с самого начала обреченная на скорое угасание. Проблема в том, что ты отдаешь себе в этом отчет лишь тогда, когда она иссякает.
После закуски – тартара из экологически чистого лосося со свежими лесными ягодами – подали паровое куриное филе с овощами (разумеется, экологически чистыми) под пряным соусом, приготовленным по старинному перуанскому рецепту, который привез из поездки в эту страну один из бывших художников, ныне рестораторов. Все было очень в духе времени, так сказать, в тренде – модненько, но без перебора. Доминика заговорила о своем новом проекте – большой статье о кризисе, которую она собиралась предложить экономическому приложению «Монда». Лоран поймал себя на том, что мечтает об ужине в провинциальной гостинице сети «Реле-э-Шато»: ты сидишь в столовом зале старинного замка, потрескивает камин, а официант, принося очередное блюдо, желает тебе «приятного продолжения».
– А что там с твоей прелестной сумкой?
