Галкина в недоумении наморщила лоб.
— Это вы о каком Меркурьеве? Том самом, из пресс-службы управделами президента?
— О том самом Меркурьеве из пресс-службы управделами президента.
— Ну, вы хватили! — фыркнула следователь. — Я даже не стану пытаться пристегнуть Меркурьева к этому делу. Все равно ничего не получится. У Меркурьева связи на самом верху. Да и зачем вам Меркурьев, если комиссия все равно признает Кораблину невменяемой и отправит в лечебницу? Доктор Белоцерковская ее подлечит, через годик выпишут вашу красавицу, снова пристроите ее к себе в журнал, и все будут счастливы.
— Нет, подождите! Как это — подлечит? — задохнулся от возмущения Полонский. — Я требую, чтобы заказчик убийства понес наказание.
Но следователь Галкина была непреклонна.
— Вряд ли это получится при сложившейся ситуации, — жестко парировала она, захлопывая блокнот.
— Тогда я соберу пресс-конференцию и расскажу все, что знаю об этой истории! — главный редактор буквально скрежетал зубами от злости.
— Это ваше право, — невозмутимо кивнула Галкина. Открыла еженедельник и сделала запись, пояснив: — Лада Валерьевна, а вас я включаю в список специалистов по психиатрической экспертизе Кораблиной.
Она протянула насупившемуся Олегу две полоски бумаги с круглыми печатями и произнесла:
— Спасибо за помощь, господа. Вот, возьмите пропуска. Всего хорошего. Больше я вас не задерживаю.
Главный редактор придержал дверь кабинета, пропуская доктора Белоцерковскую вперед. И, сбегая следом за ней по ступеням широкой лестницы прокуратуры, сердито грозился:
— Пусть не думают! Я этого так не оставлю! Это дело получит широкий общественный резонанс! Я соберу представителей крупнейших медиахолдингов. Журналисты обожают сенсации подобного рода. Руководитель одного из отделов пресс-службы управделами президента использовал больную девушку, чтобы ее руками убрать неугодного старика! Какой цинизм! Оторопь берет.
Спустившись вниз и стоя рядом с машиной, Полонский возбужденно проговорил вместо прощания:
— Лада Валерьевна, жду вас завтра к шести часам на Васильевском острове в кафе «Вторая древнейшая». Это в Кадетском переулке, там найдете. Вы мне очень нужны.
— А без меня никак нельзя? — неохотно откликнулась женщина.
— Нет, без вас никак. Я соберу пресс-конференцию, и мы с вами закатим такой скандал, что чертям станет жарко, — усмехнулся главный редактор, и на лице его отобразилась столь бешеная злость, что психиатр взглянула на собеседника с профессиональным интересом.
Петроград, август 1921 года
В этот раз в номерах на Гороховой они задержались недолго. Около девяти часов вечера уже стояли в прихожей и собирались покинуть любовное гнездышко.
— Что с Яворской, не понимаю, — дернул плечом Гумилев, помогая Зиночке надеть изящное летнее пальто. — Неужели история семнадцатилетней давности про убиенных детей произвела на нее столь глубокое впечатление?
— Ничего удивительного, — невозмутимо откликнулась Зиночка, просовывая руки в шелковые рукава. — Мы с Татой в детстве жили в Териоках и дружили с Юшкевичами. Особенно с Галей. Наши дачи были по соседству.
— Вот даже как? — удивился Гумилев. — И, несмотря на это обстоятельство, вы, Зинаида Евсеевна, остались равнодушны к разворачивавшемуся перед нами судилищу над безвинно приговоренным пастухом?
— А что же, Николай Степанович, прикажете рыдать и рвать на себе волосы? — усмехнулась Бекетова-Вилькина.
— И все-таки вы удивительная женщина, — с изумлением разглядывая подругу, протянул Гумилев. — Очень современная. И совершенно не склонная к рефлексиям. За что вас и ценю.
Довольная комплиментом, Зиночка улыбнулась. Гумилев распахнул перед дамой дверь и, подозвав извозчика, повез ужинать. Домой Зинаида вернулась к полуночи. Вошла в парадное, поднялась по овальным пролетам лестницы и увидела сидящего на подоконнике Штольца.
— Зинаида Евсеевна! — обрадовался сосед. — Вот и вы! Я уже начал беспокоиться! Звоню, стучу — никто не открывает.
— Странно, Тата должна быть дома, — протянула Бекетова-Вилькина, поворачиваясь спиной к собеседнику и запуская руку в сумочку в поисках ключей.
— Вот и я говорю, что странно, — поднялся с подоконника Штольц. — Вероятно, Татьяна Яновна еще не вернулась от сестры. Может, и совсем надумала остаться.
Зина резко обернулась и устремила испытывающий взгляд красивых голубых глаз на Штольца. С момента их первой встречи Генрих очень переменился. Выбрил лицо, отчего стал заметен запавший подбородок, обрил наголо голову и сделался похож на разгуливающую на задних лапах гигантскую белую крысу.
— Отчего вы решили, будто Тата у сестры? — сухо осведомилась она.
— Я заглянул к вам в начале восьмого, а Татьяна Яновна стоит в дверях одетая, — обстоятельно начал Штольц. — Проводите, говорит, Генрих Карлович, меня к сестре, а то я неважно себя чувствую. Я, конечно, предложил ей доехать на машине — вы же знаете, Зинаида Евсеевна, у меня служебный автомобиль, мне это не трудно, но Татьяна Яновна наотрез отказалась. Хочется, говорит, прогуляться. Я довел вашу подругу до дома ее родственников. А когда вернулся, смотрю — у меня в руках остался ее зонт. Тот самый, что вы ей подарили. Дай, думаю, занесу. Поднялся к вам. Звоню, стучу, а у вас никого нет.
Зина отперла дверь квартиры и вошла в прихожую, недовольно бурча:
— Почему у сестры? Что еще за новости!
Не снимая туфелек, процокала каблучками по паркету в комнату подруги. Как и во всей квартире, здесь было чисто прибрано, кровать застелена кружевным покрывалом, а на этажерке лежала записка, написанная аккуратным Таниным почерком: «Милая Зинуля! Если ты читаешь это письмо, значит, со мной случилось несчастье. Сейчас семь часов вечера, и я рассчитываю вернуться к девяти. Я иду к Инге, чтобы объясниться. На занятиях у Кони я вдруг вспомнила, что такие косички «колоском» отлично умеет плести муж моей сестры доктор Дынник. Я выпросила до завтра у добрейшего Кони материалы дела и хочу показать их Евгению Львовичу. Показать и потребовать объяснений. Надеюсь на благополучное завершение нашей беседы и думаю, что это всего лишь недоразумение и Евгений Львович развеет мои сомнения. Если же нет — я пойду в милицию и расскажу, кто настоящий убийца Юшкевичей. Если я не вернусь, ты знаешь, где меня искать. С благодарностью за все, что ты для меня сделала, Таня Яворская».
Зиночка сунула в сумку письмо и порывисто обернулась к Штольцу, сдавливая пальцами виски.
— Нет! Это просто немыслимо! Доктор Дынник — и вдруг убийца! Никаких нервов не хватит! Генрих Карлович! Надеюсь, у вас есть кокаин?
Начальник отдела по борьбе с трудовым дезертирством полез в карман, и Зиночка истерично расхохоталась.
