— Вы уверены, что ваш груз до сих пор у него?
— Абсолютно. Я затребовал перечень переданных Гумилевым в Академию наук африканских экспонатов, и моего тайника среди них не оказалось. До поры до времени пусть груз у Гумилева побудет, так надежнее. Да и груз тот — смешно сказать. Это тогда мне казалось, что цены он необыкновенной. А теперь я понимаю, что все это мишура. Мне товарищ Троцкий многое объяснил. Ты, говорит, Семен Аркадьевич, не там для народа своего счастье ищешь. Мировая революция — вот что сделает всех нас счастливыми.
На том разговор о Зинаиде Евсеевне и закончился, плавно перейдя на достоинства и недостатки девочек мадам Соловей. И вроде бы начал этот разговор забываться, но пару месяцев назад привели задержанного. Вражеский лазутчик пробирался от передовой к хате комбрига, намереваясь зарубить Вилькина спрятанной под рубахой шашкой. Злоумышленника задержали и доставили на допрос. Мальчишка лет шестнадцати с ходу плюнул Вилькину в лицо и, опасаясь, что его убьют прежде, чем он успеет закончить, зачастил:
— Я сразу догадался, что из царского дворца в Аддис-Абебе сокровища украли вы, а на батю моего свалили!
— Ты что же, фельдшера Лутошина сынок? — в голосе комбрига на долю секунды послышалась растерянность. А уже в следующий момент Вилькин потемнел лицом и кинул заместителю через плечо:
— А ну-ка, Генрих Карлович, сходи, бойцов проведай!
Штольц покорно поднялся с лавки и вышел из хаты, пристроившись с папиросой у открытого окна.
— Ты, парень, ври, ври, да не завирайся! — донесся до него раскатистый голос Вилькина. — Меня на корабле досматривали и никаких сокровищ не нашли.
— Это потому, что вы сокровища в шкуру спрятали.
— Что ты несешь, дурак? — загрохотал комбриг, и Штольц, стараясь не дышать, шагнул к открытому окну поближе.
— Я видел, как накануне ограбления вы дождались, когда отец и мать уйдут к больному, вошли в наш дом и взяли со стола коробочку со снотворными порошками. После этого я стал за вами следить! — частил мальчишка. — Я своими глазами наблюдал, как в ночь ограбления вы что-то подсыпали императорской охране в тэдж!
[17] Я неотступно следовал за вами и видел, как вы отвезли к испанцу тушу зверя. Чучельник хорошо сделал, красиво. И зубы у зверя прямо как настоящие, и глаза. А потом я видел, как вы вернулись в свой номер в гостинице, достали из туго набитой головы кокосовую стружку и вложили на освободившееся место украденные сокровища! Я тогда маленький был и не мог никому ничего доказать. Из-за вас моего отца приговорили к казни, — не переставая тараторил мальчишка, — и мать своими собственными руками разрубила его на глазах у жителей города. Потом она сошла с ума, меня усыновили Сольские, а я поклялся, что найду вас и убью. Если бы меня сегодня не поймали, вы были бы уже труп! Гореть вам в аду за все ваши дела!
В хате раздались револьверные хлопки.
— Чего несет, дурачина! — раз за разом спуская курок, сквозь зубы цедил Вилькин.
По тону Генрих понял, что комбригу не по себе, и возвращаться к нему не стал. Всю ночь Вилькин пил самогон в полном одиночестве, а утром английским снарядом накрыло их хату. Штольц ночевал на сеновале, потому и пострадал не сильно — его только слегка контузило. В центральном госпитале инженер не задержался, через месяц выписался. А Вилькин, хоть и выжил, в госпиталь попал надолго.
Семена Аркадьевича старательно и кропотливо собирали по частям, причем заместитель искренне надеялся, что так и не соберут. После ранения полагался отпуск, и Генрих Штольц отправился было к отцу, перебравшемуся в деревню. Но нафаршированная эфиопскими сокровищами шкура, вывезенная еще до войны поэтом Гумилевым из Африки, не давала покоя. К тому же мучил вопрос, ответ на который, кроме Гумилева и самого Вилькина, похоже, знала только Зинаида Евсеевна. А именно — какому зверю шкура принадлежала.
Услышав о сокровищах, Штольц сразу же решил, что приложит все усилия, чтобы ими завладеть. Средства были ему крайне необходимы для реализации мечты. Давней заветной мечты — проектировать моторные самолеты, о чем и слышать не хотел его отец, потомственный строитель мостов, сердито говоривший, крестясь на лютеранский манер, что строить самолеты людей надоумил дьявол, а возводить мосты сподобил Бог. Сюда, в Россию, прадеда Штольца — знатного нюрнбергского мостостроителя — привез сам царь Петр Алексеевич. С тех далеких времен мужчины в их семье ничем, кроме строительства мостов, не занимались.
Но сокровища эфиопского негуса могли все изменить. Имея деньги, и, судя по всему, немалые, Генрих вернулся бы в Германию — страну укоренившегося порядка, не то что распущенная во всех отношениях Россия. Вернулся и воплотил бы свою мечту. Штольц нанял бы специалистов, организовал производство по примеру английского «Хэндли-Пейдж». Или французского «Вуазен». Либо немецких «Эйлер», «Калих», «Шадер». И начал бы выпускать такие самолеты, что все бы ахнули. В общем, как-то так само собою получилось, что Штольц не поехал к отцу в деревню, а отправился прямиком на квартиру Вилькиных.
Дорогой инженер навел справки о поэте и выяснил, что Гумилев — человек оригинальный. Слывет ловеласом и берется практически любого научить писать стихи. Для этого Николай Степанович организовал некий цех наподобие масонской ложи, где дает мастер-классы поэтического искусства. Решение пришло само собой — свести знакомство с женой комбрига, разузнать подробности насчет драгоценной шкуры и уговорить легкомысленную Зинаиду Евсеевну записаться на поэтические курсы, тем более что когда-то, если верить Вилькину, поэт посвятил прекрасной ветренице стихи. Штольц не сомневался в том, что подружится с Зинаидой, ибо умел найти подход к не слишком требовательным дамам.
В справочной Штольцу дали адрес, и инженер явился к мадам Вилькиной. И надо же случиться такой удаче, попал как раз на скандал со стрельбой. Достаточно было одного взгляда на происходящее, чтобы понять, что стрелял любовник неверной супруги комбрига, и Штольц выставил мерзавца вон, полагая, что тем самым заслужил несомненное расположение обворожительной хозяйки. Но та, перестав демонически хохотать вдогонку поверженному врагу и узнав, кто ее гость, неожиданно пришла в ярость и ни с того ни с сего ударила Генриха по лицу, злобно выкрикивая:
— Вы подлый доносчик! Это муж прислал вас шпионить? Так идите, расскажите Вилькину, что застали у меня любовника и Влад едва не пристрелил мою подругу!
Потрясенный гость стоял перед разгневанной женщиной и не знал, как реагировать на ее странную выходку. Первой опомнилась та самая спасенная подруга. В испуганных глазах ее блеснули слезы, и девушка просительно зашептала:
— Зиночка, успокойся, он ничего плохого не сделал. Приятель твоего мужа не глупый человек и понимает, что Влад не твой любовник, а мой. И что стрелял в меня из ревности.
