— А как выросла! Какою красавицей стала! — продолжал восхищаться доктор Дынник.
— Зато вы совсем не изменились!
Не прерывая игры, Инга повернула голову к дверям и сдержанно кивнула Зиночке. Прозрачные пальцы ее по-прежнему так и порхали, едва касаясь черно-белых клавиш, но расслабленное до сего момента лицо сделалось точно каменным. Закончив музыкальную фразу, женщина всем телом развернулась к слушателям и сухо проговорила:
— Вот уж кого не думала увидеть. Здравствуйте, Зинаида Евсеевна.
— Инга Яновна! — задохнулась от восторга Зиночка. — Я так рада нашей встрече! Вы все такая же красавица!
— Прошу вас, перестаньте, — поморщилась Инга и, обращаясь к сестре, сердито заговорила: — Таня, по какому праву ты приводишь в дом посторонних?
— Инга, опомнись! Что ты такое говоришь! Это же Зина Бекетова, — растерянно заморгала Татьяна.
— И тем не менее, дорогая моя, раз уж ты живешь под нашей крышей, я имею право требовать послушания. Кажется, я просила тебя не водить в дом чужих людей.
— Но это же Зина… — всхлипнула девушка и осеклась, затравленно посмотрев на сестру.
— Инга, душа моя, не нужно сердиться, — начал было Евгений Львович, но под сердитым взглядом жены тут же умолк.
Бекетову-Вилькину захлестнула волна обиды и горячей ненависти. Зиночка откинула белокурую голову и сквозь вуаль на шляпке смерила пианистку уничтожающим взглядом.
— Татьяна, почему ты позволяешь этой деспотичной особе, твоей сестре, вытирать о тебя ноги? — надменно осведомилась она. — Тебе что, нравится такая жизнь?
Всхлипнув, Таня сорвалась с места, выскочила в коридор. Зиночка гневно сверкнула глазами и, круто повернувшись на каблучках, вышла из гостиной. Прошла по темному коридору и у входной двери на кого-то наткнулась.
— Зинуля, — донесся из темноты голос Татьяны. — Можно я у тебя поживу?
— Я сама хотела тебе предложить, — отозвалась Бекетова-Вилькина. И, повысив голос, выкрикнула в глубину квартиры: — Чтобы эта гадина не думала, что ты без нее пропадешь!
Девушки взбежали по лестнице и распахнули дверь, торопясь поскорее оказаться на улице. При свете дня Зинаида увидела, что подруга держит в руках небольшой чемодан коричневой кожи, туго перехваченный ремнями.
— Я давно хотела от них уйти, только некуда было, — всхлипнула Таня.
— Ну-ка, перестань рыдать! — прикрикнула на подругу Зиночка.
На трамвае они не поехали — раздосадованная Зина не захотела ждать и наняла мотор. До солидного дома на Невском доехали за считаные минуты, пересекли двор, поднялись на второй этаж и оказались у высоких, до самого потолка, двустворчатых дверей. Зиночка покрутила флажок звонка, но дверь не открыли.
— Вот зараза! — выругалась Зиночка, продолжая крутить ручку звонка.
— Кто зараза? — удивилась Таня. И уточнила: — Прислуга?
Бекетова-Вилькина оставила звонок в покое и принялась шарить в сумочке в поисках ключей.
— Прислуги у меня нет, — проговорила она. И назидательно добавила: — Прислугу теперь держать не модно. Теперь все равны.
— Кого же ты ругаешь?
— Ясно кого, любовника, — усмехнулась Зинаида, отпирая дверь. — Актеришку из погорелого театра. Ничтожество и мразь, но ничего приличнее пока не подвернулось.
Войдя в полумрак квартиры, она остановилась в центре прихожей и выкрикнула в глубину анфилады комнат:
— Влад! Ты дома?
В просторной квартире стояла гулкая тишина. Зиночка кинула на подзеркальник перчатки и сумочку и, не снимая туфелек, срывая на ходу пальто, ринулась напролом через комнаты, призывая любовника. Татьяна деликатно прошла на кухню и стала ждать. На неметеном кухонном полу среди картофельных очистков и прочего мусора отдельной кучкой валялись фантики от конфет, рядом с ними гостья и оставила свои старенькие туфли, прямо в чулках отправившись следом за Зиночкой, стараясь обходить засохшую грязь. Она застала подругу в спальне, прямо в одежде сидящей верхом на безжизненно раскинувшемся на кровати мужчине. Зиночка трясла его, выкрикивая в бледное неподвижное лицо:
— Влад! Проснись! Это уже не смешно! Где мой кокаин?
Заметив Татьяну, она простонала:
— Нет, как тебе это нравится? Этот мерзавец второй раз за сегодня оставил меня без кокаина!
На ковре рядом с кроватью в белой кокаиновой пыли валялась пустая железная коробочка от помады. Игла стоящего на подоконнике патефона, издавая змеиное шипение, царапала давно проигранную пластинку.
— Тата! Да выключи ты этот чертов патефон! — истерично завизжала Зиночка. — С ума ведь можно сойти!
Татьяна приблизилась к заваленному старыми журналами окну, сняла иглу с пластинки и выключила прибор. Пока она возилась с патефоном, Зиночка спрыгнула с кровати, метнулась в коридор, вбежала в ванную, через секунду оттуда раздался звук бьющей о фаянс струи, а еще через пару минут она вернулась с полным кувшином. Не сдерживая злости, Зиночка подбежала к кровати и выплеснула воду на спящего.
Отпрыгнула в сторону и, прижав к груди кувшин, смотрела, как, отфыркиваясь и сквернословя, медленно поднимается с постели массивная фигура в белой, прилипшей к телу рубашке и промокших насквозь брюках. Поднимается и достает из-за пояса револьвер. Татьяна тоже, как зачарованная, смотрела на медленно вскидывающуюся руку с оружием, на нацеленный в ее сторону револьверный ствол и краем глаза видела, как Зиночка выбегает из комнаты, плотно закрывая за собой дверь и оставляя ее один на один с вооруженным человеком, так нелюбезно разбуженным и жаждущим возмездия.
Как сквозь туман до Яворской донеслись глухие звонки в прихожей, затем чуть слышный хлопок входной двери, почти совпавший по времени с оглушительным грохотом выстрела. Перепуганная девушка изо всех сил зажмурилась и скорее почувствовала, чем увидела, как рядом с ней взметнулась плотная бархатная занавеска, приподнятая вошедшей в стену пулей.
— У него пистолет! — где-то далеко звенел голос Зиночки. — У него пистолет! Он убил Тату!
В следующий момент дверь в спальню распахнулась, в комнату шагнул высокий подтянутый военный, опрокинувший Влада на пол и отобравший у него оружие.
— Дайте ему в морду! — восторженно кричала вбежавшая следом Зиночка. — А потом вышвырните этого мерзавца в окно!
Но гость советам хозяйки внял не в полной мере, ограничившись только ударом Влада по физиономии и выпроваживанием за дверь. Почувствовав грубую силу, значительно его превосходящую, актер особо не сопротивлялся, покорно дав себя выставить из квартиры. Захлопнув за буяном дверь, победитель пригладил широкими сильными ладонями аккуратно подстриженные волосы, подправил тщательно подстриженные усики, одернул комиссарскую гимнастерку и, влажно глядя на Бекетову-Вилькину прозрачными серыми глазами, проговорил:
