На следующий день мать Мариам послала дочь в джунгли за листьями целебного кароко, сказав, что она сильно занемогла. В джунглях девушку ждала засада. Поняв, кто стал жертвой, Сиссоко чуть не убил старого Кадуку, но люди-леопарды связали его и заткнули рот пучком травы. Кадука в это время перерезал девушке горло, и следом его помощник вырвал горячую печень из рассеченного девичьего живота. На следующий день тело девушки разделили на мелкие кусочки, и каждый житель деревни, включая и ее мать, съели свой кусочек. Кадуку взял себе голову, кисти и ступни ног. Срезав лоскут с отсеченной головы, Кадуку обернул в него кусочек жира из почек и кусочек печени — это и была магическая «борфима», которую, как амулет, Сиссоко должен был теперь носить всю жизнь на груди. «Борфиму» требовалось периодически смазывать человеческой кровью и жиром, чтобы она не потеряла магических свойств, а значит, ее владелец вынужден каждый раз убивать людей. Трупы поедались членами общества».
Коля замолчал и убрал блокнот в карман.
— Это все? — Вера Васильевна вскинула брови.
— Все, — растерялся Сверчков. — Такая вот легенда.
— Фу, какая гадость! — брезгливо скривилась Зиночка. И насмешливо заметила, окидывая поэта неприязненным взглядом: — Как бы местные оборотни не начали мстить Николаю Степановичу, но зато теперь у него в запасе девять жизней.
— Я предпочитаю рассматривать местные поверья исключительно как народные легенды, — сухо заметил Гумилев. — Господин Вилькин, я непременно запишу ваш рассказ и присовокуплю к Колиной легенде. А в качестве иллюстрации привезу в Петроград шкуру этого красавца, — кивнул он на тушу.
Вилькин даже вспотел от внезапного озарения. Да вот же он, верный способ вывезти сокровища из Аддис-Абебы!
— Да-да, господин Гумилев, вы совершенно правы! — вынимая платок и промокая покрывшийся бисеринками пота квадратный лоб, горячо заговорил Семен. — Вам непременно нужно взять в Россию шкуру этого зверя! Для вашей этнографической коллекции.
— Только вот боюсь, местные таксидермисты остерегутся прикасаться к леопарду, — с сомнением в голосе произнесла Вера Васильевна.
Вилькин взглянул на нее с благодарностью — жена посла словно специально ему подыгрывала. Вне всяких сомнений, Гумилев — превосходный курьер! Такого уж точно никто не заподозрит! Стоит, рисуясь и поигрывая пистолетом, гордится, простая душа, своей отвагой и меткостью. И даже не догадывается, что станет для Вилькина перевозчиком императорских сокровищ! В принципе, сокровищ-то этих не так уж и много, прекрасно поместятся в небольшой холщовый мешок, который можно будет припрятать в голову леопарда. О лучшем контейнере для транспортировки нечего и мечтать.
— У меня на примете есть превосходный таксидермист, — интимно понижая голос, сообщил Вилькин. — Испанец, отчаянная голова, не боится ни Бога, ни дьявола. Если желаете, могу помочь с изготовлением трофея.
Похожее на металлическую маску лицо Гумилева на секунду оживилось.
— Вы и в самом деле можете помочь? — деловито уточнил он, убирая пистолет в карман холщовых брюк.
— Ни о чем не волнуйтесь! Как и планировали, отправляйтесь в глубь страны, — Вилькин отечески похлопал поэта по плечу, — а на обратной дороге заберете готовую шкуру в Россию.
— Даже не знаю, как вас благодарить, — протянул руку для рукопожатия Гумилев. — Сколько я вам должен?
— Да что вы, голубчик! — растрогался Семен. — Помогать ближнему своему — святая обязанность каждого порядочного человека. А трофей и в самом деле хорош! Не леопард — красавец!
— И вы, господин поэт, этого красавца хладнокровно убили! — раздраженно заметила Бекетова.
Вилькин взглянул на Зиночку, и на душе его сделалось тепло. В устремленных на него лучистых девичьих глазах светились восторг и обожание. Перемена в Зиночке была так разительна, что даже слепой догадался бы, что поэт развенчан, и уступивший Гумилеву пальму первенства Вилькин снова из категории «негерой» перекочевал в противоположный лагерь и сделался «героем».
Санкт-Петербург. Наши дни
Едва я перешагнула порог редакции, ко мне тут же устремилась секретарша Вика и обычной своей скороговоркой выпалила:
— Кораблина, Полонский вызывает. — И снисходительно добавила: — Только что командировку на твое имя оформила.
Я обмерла. Я все-таки еду? Куда? Зачем? Накликала беду на свою голову! И почему мне не сиделось в уютном Питере и не писалось про «Артплеи» и «Артмузы»? Заметив смятение в моих глазах, Виктория указала на дверь начальственного кабинета, насмешливо проговорив:
— Ничего не знаю, все вопросы к Олегу Ивановичу!
Как обычно в этот час, в редакции царило оживление. Туда-сюда сновали сотрудники с бумагами в руках. Под пристальными взглядами коллег пройдя через приемную, я стукнула пару раз в дверную филенку и, подождав, пока крикнут «открыто», вошла в кабинет. Развернув кресло, Полонский сидел спиной к дверям, внимательно глядя в окно. Я бы даже сказала, что он там кого-то высматривает. Как оказалось, меня.
— Добрый день, Олег Иванович, — проговорила я. — Вызывали?
Полонский крутанулся в кресле и уставился на меня своими рачьими глазами.
— Здравствуйте, Кораблина. Вы вошли в здание двадцать минут назад и только что соизволили явиться. Где вы были?
Он что, серьезно? Ну и зануда! Краем уха слышала, что он развелся с женой. Немудрено. Мало кто выдержит такой тяжелый характер. Прямо вот хочется позвонить его бывшей и сказать, что мысленно я с ней.
— Туалет посетила, — промямлила я. И смущенно добавила: — А что, это возбраняется?
— Нет, просто у нас с вами нет времени на прогулки по редакции. Дело в том, что меньше чем через два часа отходит поезд в Латвию.
Этого еще не хватало!
— В Латвии я не была, возможно, когда-нибудь и хотела бы съездить, но, если можно, не сейчас.
— В Латвию едете не вы, а я, — оборвал меня Полонский.
Я перестала вообще что-либо понимать, чувствуя, как заливается краской лицо. И растерянно произнесла:
— Виктория говорила, что выписала мне командировку…
— Совершенно верно, Соня, вы тоже едете, — согласился шеф. — Только не в Латвию, а в Бежецк в качестве литературного секретаря и отчасти сиделки академика Граба. Полагаю, вы знаете, кто это такой?
— Понятия не имею.
— Вы что, Кораблина, телевизор вообще не смотрите? Хотя бы канал «Культура»?
— Нет, не смотрю. Предпочитаю интернет.
— Тогда буквально в двух словах введу вас в курс дела. Академик Граб часто мелькает на канале «Культура», одно время даже вел передачу «Плеяда звезд Серебряного века». Очень уважаемый ученый. Он возглавляет городской совет по надзору за архитектурным и историческим наследием Петербурга, состоит в комитете бывших узников сталинских лагерей. Да и много еще где состоит. Прямо сейчас вы должны отправиться к нему, познакомиться и помочь собраться. Завтра в половине десятого утра отходит ваш поезд.
