Я много сделала для воспитания своих детей. И думала, что мы растили их похожим образом, хотя одна была девочкой, а другой мальчиком. Это, как говорят, «королевский выбор».
На самом деле у каждого ребенка собственная судьба и своя личность, которая мало зависит от того, что мы пытаемся в него вложить. Он волен принять что-то или отвергнуть, и порой бывает трудно понять, почему у тебя возникает впечатление, что с одним из них ты потерпел неудачу там, где добился успеха с другим.
Быть родителями – великая школа смирения, и, обучаясь в ней, нужно понимать буквально и принимать смысл слов поэта Халиля Джебрана: «Ваши дети – не дети вам. Они сыновья и дочери тоски жизни по самой себе».
Если родитель признает, что «успешно» воспитывать ребенка – это прежде всего позволять ему свободно выбирать его собственный путь к счастью, значит, в их отношениях начинается новый важный этап, когда многое становится на свои места.
Сегодня у меня с Гийомом и Элизой почти противоположные типы отношений. Мой сын предупредителен и деликатно заботлив со своей матерью, а Элиза отвечает постоянными ссорами со мной и не упускает ни одного случая вспылить и гневно наброситься на меня, словно знает все о жизни лучше всех. Когда подобное делается с высоты двадцати лет, это просто невыносимо!
Говорят, что сыновьям нужно символически убивать своих отцов, а дочерям – соперничать с матерями.
Я не могу считать вполне справедливым, что Натану не приходится всерьез страдать от нашего сына, а у меня с Элизой взрывные отношения.
Натан часто должен мне напоминать, что взрослая в этой паре я, а значит, должна перестать ссориться с ней как с одноклассницей.
Я хорошо знаю, что однажды ситуация изменится, но, пока я жду, сильно страдаю из-за нее.
Разумеется, моя маленькая история ничего не значит по сравнению с тем, что пережила мать Тарика.
В конце концов я сумела уснуть, представляя себе женщину с каймой вокруг губ, как у ее сына, смуглую, с ласковым и печальным взглядом – таким, который можно увидеть у женщин, чьи лица нам показывают в репортажах из зон конфликтов.
Именно о матери Тарика я думала, выбирая для него третью книгу, – и выбрала «Замок моей матери» Паньоля.
– Здравствуйте, Тарик; привет, Гийом! Сегодня мы полностью сменим атмосферу. Когда Паньоль писал эту книгу, он говорил, что создал ее, чтобы рассказать маленьким девочкам, как будущие сыновья станут любить их когда-нибудь. Я хотела бы прочитать вам «Замок моей матери», думая о маме Тарика, которая, может быть, где-то ждет любви своего сына.
В конце книги, когда Паньоль рассказывает, как маленький Поль крепко держится за руку отца, идя за гробом своей матери, я увидела, что белая повязка на глазах Тарика намокла.
Тарик плакал. Его губы шевельнулись.
– Ее звали Наима… мою мать…
Я ничего не сказала. Я просто взяла его за руку, как мать своего больного ребенка.
Выйдя из палаты, я рассказала о случившемся Камилле.
Тарик вернулся. Он слышит, он может говорить. Он жив.
На следующий день я решила отправиться в Арль, в издательство «Акт Сюд».
Оно пригласило хозяев книжных магазинов на презентацию новинок, которые будут указаны в каталоге поступлений.
От Юзеса до Арля час езды.
Я редко откликаюсь на приглашения издателей, но всегда принимаю их представителей, которые помогают мне познакомиться с каталогом новинок.
Но в этот раз был другой случай: в Арле жила Элиза, и я хотела увидеть свою дочь.
– Алло!
– Элиза, это Натали!
– Натали?
– Ну, мама!
– Но почему ты назвалась по имени?
– Не знаю… Я тебя ни от чего не отвлекаю?
– Нет… То есть… немножко. Я на фотосъемке.
– Ох… Извини меня.
– Хорошо, извиняю. Что ты хотела?
– Завтра я буду в Арле: еду в «Акт Сюд», и мы могли бы позавтракать вместе?
– Ну… я не знаю. У меня завтра полно дел. Дай подумать, я пришлю тебе ответ эсэмэской.
– Хорошо. Целую тебя.
– О'кей. Я тебя тоже целую.
– Элиза!
– Что?
– Я буду очень рада, если мы сможем завтра встретиться.
– Да, да, я поняла. Я тебе сообщу.
Я очнулась и поняла, что держу телефон в руке и смотрю на него как на волшебную лампу Аладдина, из которой может появиться Элиза.
Но никто не появился.
В тот вечер Натана не было дома. По телефону он тоже был недоступен. До самой ночи ни одно входящее СМС-сообщение не заставило просигналить мой телефон, и я легла спать, чувствуя себя почти одинокой.
На следующее утро я получила сообщение от Элизы: «Скажи мне, где ты будешь в двенадцать дня. Я попытаюсь прийти к тебе».
Я была разочарована и немного обижена таким холодным откликом и ничего не ответила.
Издательство «Акт Сюд», находится на набережной Роны, в квартале Межан.
Издательский комплекс постепенно включил в свой состав разнородные постройки и объединил их, связав террасами, узкими переходами или лестницами из нескольких ступеней, которые позволяют подняться или спуститься от одного здания к другому.
Издательству также принадлежит бывшая часовня; теперь в ней проводят выставки, а когда-то здесь хранились тюки шерсти камаргских овец.
У подножия главного здания стоит очень хороший книжный магазин; в нем выставлена вся продукция «Акт Сюд», но также и множество книг других издательств.
Войдя в него, я почувствовала себя как ребенок во дворце из леденцов.
Есть люди, при встрече с которыми ты чувствуешь, что тебя поняли еще до того, как ты понял себя сам. Как будто между вами возникает связь на каком-то уровне, где уже не пользуются словами.
Именно это чувство я испытала в том книжном магазине. Я никогда не бывала в нем раньше, но интуитивно точно знала, где нахожусь и с кем.
Я заметила у них план раскладки книг, еще не выставленных на продажу. Я могла бы с закрытыми глазами сказать, какие авторы будут соседями на столиках, чьи книги получат право лежать на пюпитрах и чьи сочинения я никогда здесь не найду.
Я была у кого-то другого, но при этом была полностью у себя.
Я стояла среди стеллажей – и вдруг увидела Элизу. Она шла ко мне с большим листом ватмана под мышкой.
– Здравствуй, мама. Мне очень жаль, но я сюда только заглянула по пути.
– Вот как… Действительно, жаль. Я хотела тебе сказать…
– Да, но я правда не могу остаться. Но я тебе кое-что принесла.
Элиза протянула мне свой лист ватмана. Я была немного разочарована и огорчена. Я хотела иметь больше времени – то время, пока продолжается завтрак. Но она решила иначе. У меня не было приготовлено ничего конкретного, чтобы сказать ей, но я хотела ей многое рассказать. Я хотела поговорить с ней о Тарике, но еще и о Лейле, о Жаке и обо всем, что я чувствовала, думая о ней. В этот раз разговора не будет.
