– Вы покажете мне свои зарисовки Новой Зеландии?
– Обещаю вам это.
После того как Филипп ушел, я долго размышляла. То, что он сказал, достаточно сильно подействовало на меня.
Мне понадобилось много времени, чтобы научиться жить в настоящем, а ведь только в настоящем и можно жить: прошлое миновало, будущего еще нет. Если мы не живем в настоящем, то живем только нашими воспоминаниями и ожиданиями, рискуя испытать печаль и горечь несбывшихся надежд.
Я никогда слишком долго не задерживалась на прошлом и никогда не испытывала ностальгию. Но, возможно, я еще не достигла того возраста, когда ностальгия высовывает свой нос.
Зато я долго жила ожиданием того, что случится: ждала следующего дня, когда буду обедать с друзьями, или ближайших выходных, когда мы сможем отправиться в Крозон, или поездки во Вьен, которую организовывала для своего выпускного класса, ждала дня, когда у меня будет ребенок, дня, когда ребенок научится ходить, и так далее. Как только ожидаемое событие происходило, было ли оно незначительным или важнейшим, я не проживала его, и его вытеснял очередной проект.
Но это не было нетерпением или болезненной страстью.
Я осознавала, что живу именно так. Натан очень быстро обнаружил этот мой недостаток и сказал мне:
– Я бы больше хотел жить с сегодняшней женщиной, а не с завтрашней, потому что за завтрашним днем всегда приходит послезавтрашний, а сегодня только одно, и оно есть сейчас!
Иногда он даже обнимал меня, встряхивал и говорил:
– Эй, Натали, ты знаешь, где мы и когда? Ты чувствуешь песок у себя под ногами? Ты видишь вереск, который краснеет от лучей вечернего солнца?
А потом, лет десять назад, настал день, когда он протянул мне свой блокнот для зарисовок, открыл его на чистой странице, дал мне свой карандаш и сказал:
– Нарисуй-ка мне то, что ты видишь.
Натан никогда не выходит на прогулку без блокнота и крошечной коробки с красками. Часто он рисует только черным карандашом, но иногда окунает кисточку в воду и добавляет один или два цвета.
На моей полке с записными книжками, которые заполнены словами, стоят и его блокноты. Они куплены там же, где мои – возле Сен-Сюльпис, в магазине принадлежностей для искусств. Может быть, когда-нибудь, когда постареем, будем не очень подвижными и большую часть времени проводить в шезлонгах, мы сможем играть, выбирая среди цитат лучшую подпись к каждому из его рисунков…
Мы были на Крозоне, перед нашим домишком, а на горизонте перед нами простиралось море, и Натан протянул мне свой карандаш.
– Я же не умею рисовать!
– Не важно, начинай!
Я провела через всю страничку длинную черту, протянула ему книжку и сказала:
– Вот! Это море.
– Хорошо, но это не все. Больше ты ничего не видишь?
– Совсем ничего. Хотя… да, вижу маяк справа.
И я нарисовала маяк, как нарисовала бы его в игре Pictionary.
– О'кей, но рисуй еще…
– Послушай, Натан, это все, что там есть.
– Ты не видишь корабль у подножия маяка?
– Конечно, вижу!
– Тогда нарисуй корабль. А два парусника перед мысом Динан видишь?
– Да, да.
– Так нарисуй их тоже.
– И рощу позади дома, и низкую стенку, которая огораживает дорогу, и папоротники, которые растут вдоль этой стенки, в том числе тот, который больше остальных. И маленькую скамейку на краю сада, и сидящую на ней птицу, и вереск, который ближе к морю темнее, чем рядом с рощей, а вместе с вереском – большой каменистый участок земли, где он не смог вырасти.
В тот день Натан дал мне ключ, которым я потом никогда не переставала пользоваться. Не ключ к умению рисовать (у меня действительно нет способности к этому), а ключ к тому, чтобы, проживая каждую минуту, ощущать ее всеми чувствами, которые мне даны.
Вначале это было настоящим упражнением – отмечать подробности того, что я вижу и слышу вокруг себя, но также самые далекие шумы; замечать, что я ощущаю у себя под ногами, какие запахи разносятся в воздухе, жарко мне или холодно.
Мне стало удобнее и в моем теле, и в тех местах и времени, где я жила.
Сегодня это уже не упражнение, я полностью принадлежу тому, что проживаю, и тем, с кем живу.
Правило «жить, полностью осознавая то, что проживаешь», может показаться модным советом; но я замечаю и признаю, что он стал более необходимым, когда возросли скорость и насыщенность времени. Сокращая время наших поездок, уничтожая время, уходившее на поиск информации, увеличивая количество экранов, которые манят нас к себе и связывают нас со всем миром, мы создали тип человека, который соединен со слишком большим числом объектов, но не с самим собой.
Некоторым людям удается сохранять основную линию своей жизни благодаря способности отключиться от мира и снова обрести сосредоточенность в какой-то ее разновидности. Другие осознают, что сила, которая ими управляет, имеет центробежный характер и неясное происхождение.
Человеку, если он не готов ни к хорошим, ни к плохим неожиданностям, лучше не отдавать свой руль этому неизвестному нам автопилоту.
Начало движения – его замедление. Жить во времени, а не бежать вслед за ним. Существовать полностью в одном предмете или явлении, а не частично во многих.
Я не сомневаюсь, что Филипп, ощущавший свое путешествие кончиками кистей, намного полнее воспринимал его посредством живописи, чем чувствуют свои путешествия другие люди, у которых ноги на другом конце мира, но голова не покинула Францию. Их умы полны полученных сообщений, на которые надо немедленно ответить, и фотографий, которыми они с кем-то делятся в реальном времени, словно расстояния и отрезки времени сжались до крошечных размеров и втиснуты в новую единицу измерения, которой теперь должны измеряться и мы.
Я снова увидела Филиппа лишь через месяц.
– Вот я и вернулся! Если вы любите овец и большие пространства, вам нужно поехать туда. Эта страна до сих пор в большой степени скотоводческая. Вы знаете, что значительная часть «Властелина колец» была снята в Новой Зеландии? Съемки происходили в национальном парке Тонгариро, где рельеф образуют потухшие вулканы. Они оказались очень хорошей декорацией для сцен в Средиземье.
– Этого я не знала. Значит, это там вы купили свой красивый жилет из овечьей шерсти?
– Да; в это время года в нем жарковато! Но посмотрите, что я вам оттуда привез…
Из коробки, которую принес с собой, Филипп достал удивительную акварель. На ней был изображен очень красивый пляж, в который ударяли бурные волны. Посередине пляжа стояло пианино, перед которым сидела женщина.
Связь картины с фильмом «Пианино» была видна с первого взгляда, но главным, что вызвало у меня волнение, были черты лица женщины.
