Кейти села напротив матери.
– Спасибо, что вернулась.
– Конечно же я вернулась, – слегка нахмурив брови, проговорила Кэролайн. – Я и собиралась вернуться.
– А я не была в этом уверена. Думала, может, тебе хорошо одной в гостиничном номере.
Кейти произнесла эти слова без злого умысла, с легким юмором, но при этом отдавала себе отчет в том, что напряженность никуда не делась.
– Ты бы хоть написала, что с тобой все в порядке. Мы волновались.
Кэролайн кивнула, словно понимая, что надо было так сделать.
– Прости, я неважно соображала.
– Крис переживал.
– Я поговорю с ним, когда он проснется.
Кэролайн сделала глоток кофе. Под глазами у нее залегли черные круги, волосы слиплись.
Кейти ощутила, как к сердцу подкатывает жалость, и стиснула зубы. Она вытащила из кармана снимок и положила ее посередине стола.
Кэролайн фотографию не взяла, но пристально на нее посмотрела.
– Откуда она взялась?
– Она принадлежит Мэри. Бабушка показала мне этот снимок вчера вечером.
– Видимо, твой отец вас сфотографировал. – Кэролайн покачала головой, словно не могла поверить своим глазам. – Я понятия не имела, что есть такая фотография.
– Но ты знала, что Мэри к нам приезжала и жила у нас? Ты знала, что я виделась с ней раньше?
Кэролайн сняла очки и потерла глаза. Вид у нее был изможденный.
– Обязательно говорить об этом сейчас?
Кейти ужасно хотелось ответить: «Да, обязательно! Я хочу знать, почему ты нас бросила. Хочу знать, долго ли тебя не было и что случилось, когда ты вернулась. Хочу знать, почему ты столько лет лгала и говорила, что я никогда в жизни не встречалась со своей бабушкой». Но она понимала: чтобы добиться желаемого, действовать надо осторожно.
– У Мэри «грустная пустота».
Кэролайн нахмурилась.
– Что?
– Это такие специальные слова, их Джек придумал, помнишь? Я тебе уже говорила. Некое болезненное воспоминание, подробностей которого она не помнит. В общем, в данном случае «грустная пустота» связана с этим снимком, с нашим старым домом, и я подумала, может быть, ты сможешь сказать ей что-то, о чем ты знаешь, чтобы она так не боялась.
– Боялась? – удивилась Кэролайн. – А что она говорит?
– Только то, что ты уехала, а отец ей написал и попросил приехать и присмотреть за нами. Больше она ничего вспомнить не может.
Наступила жуткая пауза. У матери Кейти напрягся каждый мускул на лице. Она могла сказать что угодно, могла все отрицать, могла выдумать какую-нибудь страшную историю, но девочка надеялась, что такого не случится.
– Мэри вчера плакала, пока не заснула, мама. Ничего не могла вспомнить, кроме чудесного сада, очаровательных детишек и планов на лето. О чем бы она ни забыла, ей очень нужно вернуть свои воспоминания. Именно этого она так испугалась около отцовского дома, я в этом убеждена. Она считает, что там произошло нечто ужасное.
Секунды тянулись, словно часы. Кейти очень хотелось, чтобы мать хоть что-то сказала, но та молчала.
Кейти встала и с небольшой опаской задвинула стул под стол.
– Я ухожу, мама.
– Что? Куда ты собралась? Только рассвело!
– Я кое с кем встречаюсь, мы идем завтракать.
Кэролайн открыла было рот, но тут же закрыла. Возможно, решила, что ее позиция сейчас не настолько сильна, чтобы протестовать. Кейти надела куртку, взяла сумку и положила на стол.
В некоторых сказках героине приходится отказаться от чего-нибудь самого ценного, чтобы спасти дорогих ее сердцу людей.
Кейти знала об этом, но все же расстегнуть сумку ей было нелегко. Чуть дрожащими руками она вытащила оттуда блокнот и аккуратно положила на середину стола.
– Мне бы хотелось, чтобы ты это прочла.
– Что это?
– «Книга воспоминаний».
Кэролайн покачала головой:
– Я не хочу.
Кейти хотелось, чтобы мать посмотрела на нее, но та не желала встречаться с дочерью взглядом. А Кейти верила, что если они посмотрят друг другу в глаза, то поймут: теперь им надо найти какой-то новый способ совместного существования. Но, может, и правда легче не встречаться взглядом с человеком, который собирается рассказать тебе историю твоей собственной жизни.
– Все началось с семейного древа, а потом я стала записывать рассказы Мэри, чтобы напоминать ей, когда она их забудет. В конце концов я перевернула блокнот вверх ногами и стала записывать свои истории.
– Свои?
Было еще не поздно. Даже теперь Кейти могла бы схватить блокнот и выбежать за дверь, купить спички и сжечь «Книгу воспоминаний». Могла бы пойти в библиотеку и уничтожить его в машине для резки бумаги. Бросить в море со скалы.
– Некоторые тайны вредны для здоровья, мама.
Кэролайн изумленно посмотрела на Кейти. Она вдруг показалась такой уязвимой, что девочка устыдилась.
– Как это понимать?
– Есть кое-что, чего ты обо мне не знаешь, мама.
Они не сводили глаз друг с друга, хотя Кэролайн и хотелось отвести взгляд.
– Что именно?
– То, с чем я борюсь.
– Борешься? – прошептала Кэролайн.
Кейти застегнула куртку и забросила сумку на плечо.
– Я лучше пойду, а то опоздаю.
Кэролайн обхватила голову руками.
– О боже, о чем же я узнаю?
Кейти подумала о своих умерших предках, об их фотографиях наверху – об осуждающем взгляде Пэт, о том, как сурово и мудро смотрит ее прадед, как поджали губы все старушки на свадебном фотоснимке. «Дети должны быть видны, но не слышны! Уважай старших! Не обижай мать!» Но в следующий миг Кейти вспомнила, что там, наверху, спит Мэри, жизнь которой зависит от ее собственных рассказов. Они служили для нее убежищем, чем-то, в чем она была уверена.
Глядя на то, как Мэри лицом к лицу сталкивается с опустошением своей души, Кейти хотела быть рядом с ней, рассказать собственную историю. Это был первый по-настоящему храбрый поступок Кейти, который, по ее мнению, приравнивался к тому, чтобы крикнуть во весь голос: «Это я!».
– Прочти, мама. Только начни с конца.
Кэролайн нерешительно подвинула к себе блокнот, словно он был горячий.
Кейти точно знала, что написано на первой странице: «Хватит быть странной. Хватит быть трусихой. Хватит быть невротичкой».
Эти слова она написала несколько недель назад и не видела в них ничего ужасного. А потом следовала страница с трудными вопросами для Симоны, с теми самыми, которые Кейти не решилась задать: «Как сказать родным? Жизнь всегда будет такой трудной? Как мне встретиться с такими же, как я? Что мне делать теперь?».
