– Да? Так же, как о Пэт? Или о подруге папы? Или о нашей новой сводной сестренке? Нет, тебе приятнее думать, что мы втроем – лучшие друзья, но это не так. Ты составляешь для нас графики дежурств, расписания, хит-парады, а себе твердишь, что ты – лучшая мать на свете, но другие родители так не делают.
– Меня не интересует, что делают другие родители. Меня интересуете только вы.
– В том-то и дело! Наша семья такая маленькая, мы так одиноки… От нас словно бы отваливается человек за человеком, а тебе как будто все равно! Вся эта таинственность по поводу Пэт, злость на Мэри… Я бы могла знать ее столько лет, но ты позаботилась, чтобы этого не случилось. Она моя бабушка!
На секунду Кейти увидела в глазах Кэролайн нечто такое, чего раньше никогда не замечала. Страх? Из-за этого девушка выросла в своих глазах. Она стала больше, сильнее и ближе к истине, чем ее мать.
– Ты просто не понимаешь, как тебе повезло, мама. Я никогда не делаю ничего плохого. Я не наркоманка и не беременна. Я хорошо учусь, а в свободное время тебе всегда помогаю – готовлю или хожу в магазин, когда ты просишь. Я несколько недель присматривала за Мэри, и ты рассчитываешь, что за Крисом я буду приглядывать до конца моих дней. А тебе все не так, да?
Кейти видела свое отражение в зеркале гардероба, и это было странно. Она вспомнила, как очень давно, будучи совсем маленькой, она плакала и смотрела на себя в зеркало. Это заставило ее опомниться, и девочка захлопнула дверь ногой.
– Если мы заговариваем об отце, ты меняешь тему. – Кейти горько вздохнула. – Если говорим, что хотим его увидеть, ты становишься холодна как лед. Мы так боимся сделать тебе больно, что ничего не рассказываем. Неужели ты этого не видишь? Мы всеми силами стараемся избегать всего настоящего, опасаясь, что ты расстроишься или взорвешься. А ты только строишь планы и ждешь, что мы будем беспрекословно их выполнять. Как, ты думаешь, чувствует себя Крис, когда график с его весом вывешен на холодильнике на всеобщее обозрение? Как чувствую себя я, когда ты говоришь мне, в какой университет поступать и собираешься вместо меня писать мое резюме? Все, что я хочу сказать о себе, попросту отметается в сторону!
Кэролайн стояла неподвижно. Кейти слышала собственное дыхание – частое и тяжелое, как после быстрого бега. А вот дыхания матери она не улавливала. Наверное, все это шокировало ее, но девушке было все равно. Ей было безразлично даже то, что огонь в глазах Кэролайн погас.
– Жду не дождусь, когда закончу школу, – сказала Кейти очень тихо и почти спокойно. – Жду не дождусь, когда смогу уехать отсюда. Я поступлю в университет в Эдинбурге или Нью-Йорке, чтобы делать то, что хочу, не чувствуя, как ты стоишь за спиной.
Луч солнца ударил в окно, и в нем заплясали пылинки. Лицо Кэролайн словно выцвело.
– Ты могла бы уйти? – спросила она. – Я хочу побыть одна.
– Круто!
– Пожалуйста, Кейти. Мне просто нужно побыть одной.
– Нет, это моя комната. Моя и Мэри.
Кэролайн смотрела на дочь и ничего не говорила, вдруг став такой маленькой и несчастной… Она несколько раз мотнула головой, словно хотела стряхнуть все, что Кейти ей наговорила. А потом порывисто шагнула к двери, вышла и захлопнула ее за собой.
Кейти торжествовала. Говорить больше было не о чем. Она высказала все и теперь ощущала в душе только пустоту.
Глава тридцать третья
Все закончилось час спустя, когда Кейти спустилась вниз. Она разложила по местам все вещи Мэри, только фотографии не стала трогать: решила, что они вместе с Мэри развесят их после ужина. Будет здорово сделать это по-новому. Кейти решила во всем видеть положительную сторону.
Еще она решила, что если мать еще раз так поведет себя по отношению к ней, то она потребует перемирия, но с определенными условиями. Они обе совершили ужасные поступки, обе сказали друг другу ужасные слова, но Кейти не собиралась сдаваться. Смысла отступать не было.
Но мамы внизу не оказалось. Мэри пила чай и смотрела телевизор, а Крис стоял у балконной двери и смотрел на темнеющее небо.
– Что происходит, Крис?
– Она ушла.
– Мама?
Брат кивнул.
– Она не вернется.
– Она так сказала?
– Такой был смысл.
– А на самом деле она что сказала?
– Что поживет пока в гостинице. Если что случится, надо звонить десять-девять-девять.
Господи! Так значит, теперь они остались одни. Кейти не помнила, чтобы мать хоть раз так поступала. Она выходила из себя и раньше. Хлопала дверью, кричала, но чтобы вот так уйти…
– Она не уйдет, – сказала Мэри. – Не станет выходить из дома в такой дождь.
– Уже ушла, – буркнул Крис, мрачно глядя во внутренний двор. – Села в машину и уехала.
– Она вернется, – улыбнулась Кейти, не будучи в этом уверена.
Мэри сердито поставила чашку на блюдце – с такой силой, что оно задребезжало и стол качнулся.
– Она вечно уходит. Скатертью дорога, я бы сказала.
Кейти ушла в кухню, села за стол и положила голову на руки. Еще несколько минут назад она была так в себе уверена, чувствовала, что правда на ее стороне, а теперь уже не знала, так ли это. Может, надо позвонить маме и извиниться? Или она просто пытается манипулировать Кейти и лучше просто выждать какое-то время? Как такое вообще могло произойти? Только что ситуация была ясной, а теперь все вдруг так спуталось…
– Может, папе позвонить? – спросил Крис, тихо войдя в кухню.
– Он во Франции. И что он может сделать?
Брат подошел к мойке и выглянул в окно.
– Я думаю, она вернется.
– Вернется.
– Но там такой ливень. А вдруг она разобьется на машине? Или пойдет одна гулять и сломает ногу?
– У нее есть телефон.
– Он выключен.
Значит, Крис пробовал ей звонить. Кейти подперла подбородок рукой и посмотрела на силуэт брата у окна. На фоне туч и серебристого дождя он казался словно вырезан из бумаги.
– С ней все будет хорошо, Крис. Наверняка сейчас она совершает набег на мини-бар и звонит на ресепшн.
Крис обернулся и посмотрел на сестру:
– Из-за чего вы ссорились? Из-за меня?
– Не все в этом мире связано с тобой.
– Из-за чего тогда?
Стыд волной накатил на Кейти. Копаться в вещах матери – теперь ее поступок казался просто ужасным. Она не могла сказать об этом брату: не хотела, чтобы он ее тоже возненавидел.
– Может, закажем еду, Крис? Я расплачусь своей кредитной карточкой.
Крис пожал плечами. Он казался таким маленьким – совсем ребенком, малышом, которого бросили мама и папа.
