– Я и не была твоя. Что это значит вообще? Я тебе не принадлежу.
Кэролайн открыла следующий ящик и вытащила из него кардиганы, выдернула из-под подушки ночнушку. Деваться было некуда. Если Мэри сейчас поднимется и войдет сюда, душевная травма ей обеспечена.
Кейти стояла, прижавшись спиной к двери.
– Мама, это так несправедливо.
– Не говори со мной о том, что справедливо. Это ты читала дневник моей матери, когда я вошла в комнату.
– Прости. Мне очень жаль, что я узнала о Пэт. Но, пожалуйста, не наказывай Мэри!
– Ты вторглась в мое личное пространство!
– Я знаю, но не делай того же самого с ней. Она к этому никакого отношения не имела.
Кэролайн ничего не ответила, словно бы и не слышала слов Кейти. Женщина молча открыла гардероб и принялась срывать с вешалок платья и юбки и швырять их в чемодан.
– Моя мать умерла, потому что ее сердце было разбито, ты знала? И в этом виновата Мэри. А потом она разбила и мое сердце.
– Пожалуйста мама, перестань, я прошу тебя!
Кэролайн не слушала дочь. Она пинком оттолкнула «Волчью гору», схватила с тумбочки фотографию Джека в рамке и швырнула ее поверх одежды, а затем торопливо взяла с полки косметичку Мэри и средства для снятия косметики.
– Всю свою жизнь она заботилась только о себе. Думаешь, она такая храбрая, что родила внебрачного ребенка и ушла из дому? Куда храбрее было бы вырастить ребенка самой, поступить в университет и получить образование. Но нет, она умчалась в Лондон за своей мечтой…
Мама становилась ужасно некрасивой, когда произносила такие грубые и жестокие слова. Ее губы вытянулись в тонкую линию, глаза превратились в щелочки.
– Ну и что с того, что она моталась сюда и подглядывала за своим ребенком из окна какого-то треклятого кафе? Хоть кому-нибудь это принесло пользу? Она должна была оставить нас в покое. Мы бы прекрасно обошлись без нее и все было бы хорошо!
Кейти не сводила глаз с матери, следила за движениями ее губ, невольно сжимая кулаки. А она все продолжала говорить:
– Несколько недель подряд я смотрела, как ты таскаешься за ней, как… как ученица или подмастерье. Да, я просила тебя присматривать за ней, ведь мне нужно было вернуться на работу. Да, я благодарна тебе, но не ожидала, что из-за этого мы с тобой так разойдемся. Я не думала, что у тебя появятся секреты или что ты начнешь копаться в прошлом так, будто оно принадлежит тебе…
Мама решила высказать ей все – свои обиды, то, о чем молчала раньше.
Кэролайн вытащила вещи Мэри из корзинки с грязным бельем и бросила в чемодан к чистым вещам, продолжая говорить:
– Я ведь прошу тебя только об одном, чтобы ты старалась в школе и держалась подальше от неприятностей. Думаешь, я прошу об этом ради себя? Или, может, считаешь, что я просто так пытаюсь в чем-то тебя ограничить? Я забочусь о собственной дочери, и чем она платит мне за заботу?
У Кейти засосало под ложечкой, совсем как в тот день, когда она отравилась едой. Появилась горячая, жгучая боль, избавиться от которой помогла бы только рвота. Она шагнула вперед.
Может быть, ее мать это почувствовала, потому что тут же обернулась.
– Выйди отсюда, Кейти.
Жгучая боль усилились. Кейти чувствовала, внутри все пульсирует.
– Это моя комната. Я отдала ее Мэри, но на самом деле комната моя. Ты забыла?
– Мне все равно. Просто уйди с глаз долой. Все, что происходит между мной и Мэри, тебя не касается.
От этих слов боль в животе перекрыла ярость.
– Это имеет ко мне отношение! Пэт – моя родственница, так почему то, что с ней случилось, тайна? Что в этом такого постыдного? Ты никогда не говоришь со мной ни о чем важном. Почему? А то, как ты избавляешься от Мэри? Точно так же ты вышвыривала вещи папы!
– Я не шучу. Выйди отсюда.
– Ты наймешь для Мэри сиделку, а нам запретишь с ней видеться?
– Не говори глупостей. Выйди отсюда, я сказала. У меня от тебя голова разболелась.
– Ты всегда так: выставляешь себя жертвой, когда не желаешь ничего слушать. Разве у меня нет права говорить?
– У тебя вообще прав нет.
– То есть я даже о собственной семье ничего узнать не могу? Не могу ничего спрашивать?
– У человека, нарушившего чужое личное пространство, нет никаких прав.
Кэролайн отвернулась к стене и стала отлеплять от нее фотографии. Кейти с такой любовью собирала этот коллаж, а теперь мать просто отрывала снимки. И, похоже, это ей нравилось. Кажется, она получала удовольствие, ломая и разрушая все вокруг.
Кейти сделала еще один шаг вперед.
– А насчет того, где меня похоронят, у меня права есть или тоже нет?
Кэролайн на миг замерла. Кейти это порадовало. «Попалась», – подумала она.
– О чем ты?
– Я о том, что ты купила дыру в земле со всеми нашими именами.
Кэролайн резко обернулась и уставилась на Кейти, не веря своим глазам.
– Ты и эти бумаги прочла? Все просмотрела?
Кейти кивнула.
– Тебе не стоило этого делать.
– А тебе не стоило покупать участок на кладбище, не спросив меня.
– Он не для тебя, а для меня.
– Он для троих человек! – Кейти перешла на крик, но ей было все равно. – Неужели ты не понимаешь, как это ужасно?!
– Когда покупаешь участок, нужно указать его размеры. Потом добавить невозможно.
– Почему вообще надо было его покупать?
– Потому что, когда ты – единственный взрослый в семье, приходится думать о подобных вещах. Думать о завещаниях и распоряжениях насчет похорон, о том, что будет с твоими детьми, когда ты умрешь. В том числе и о таких ужасных вещах, что твои дети могут умереть вместе с тобой. Кто бы тогда организовал похороны? А? Может быть, ты?
– Папа.
– Неужели? Он, почти уверена, просто вырыл бы яму в саду и всех нас туда побросал бы.
– И что, даже если и так?
Крис и Мэри, скорее всего, слышали внизу их перепалку. Окно было открыто, так что скандал, вероятно, доносился и до людей на улице. Обычно Кэролайн такого не допускала, но теперь ей было все равно, да и Кейти тоже. Они стояли лицом друг к другу. Напряжение нарастало. Казалось, именно здесь, в этой комнате, настало время излить душу.
– Мы с Крисом хотим с ним увидеться.
– Вперед. Вам никто не запрещал видеться с вашим отцом.
– Еще как запрещали! Стоит только об этом заикнуться, как ты тут же затыкаешь нам рот!
– Это не так. Можете сколько угодно о нем говорить.
