— Это написано два часа назад, — объяснил Микаэль. — Он в Сети. Теперь твой ход. Ты опять спросишь, как можно помочь тому, что он называет «нашим делом». Главное, не забывай проявлять наивность. Идет?
Лана села перед монитором. Рядом находилась вся группа в том же составе.
— Привет. Спасибо. Только что могут сделать полезного такие девчонки, как я? Ведь мы не имеем права воевать.
— Ах, вот ты о чем… Вооруженная борьба — не единственный способ помочь нашему делу. Воплощать в жизнь ценности, за которые мы боремся, это тоже действенная помощь.
— И как можно их воплощать?
— Оставаясь начеку, готовя еду, занимаясь детьми. Или выйдя замуж за одного из наших.
— Готовить я не умею и слишком молода еще, чтобы выйти замуж.
— По законам вашего продажного общества — да. Но ислам разрешает девушке вступать в брак, как только она… достигнет зрелости. Та, чье имя ты носишь, связала себя узами с Пророком в очень юном возрасте.
— Мнения на этот счет расходятся.
— Женщина может вступить в брак, когда она созрела для деторождения.
— Но это же слишком рано!
— Выбрось из головы бредовые идеи, которые вбили тебе в голову с детства. Тебя воспитали таким образом, что до сих пор ты считаешь себя ребенком. У вас девчонки двенадцати-тринадцати лет еще играют в куклы. Но те, кто воспитан согласно принципам нашей религии, в этом возрасте уже считаются созревшими для замужества. Считать женщин способными к браку с момента достижения ими половой зрелости является проявлением уважения к ним, это понятно?
— Какая чушь! — возмутилась Лана. — Как можно утверждать такие нелепые вещи?
— Не отвлекайся, — посоветовал Микаэль. — Оставайся в рамках своей роли.
— Он правда верит в то, что говорит?
— Ислам претерпел изменения, однако твой собеседник и его единоверцы считают: то, что было справедливо сотни лет назад, должно остаться незыблемым и в наши дни. Ведь и в нашей культуре были времена, когда жениться на девчонках не возбранялось. Давай же, Лана, продолжай!
— Да, я понимаю.
— Разве те, кто смеется над нашими традициями и говорит, что мы не уважаем женщин, сами-то их уважают? Они подталкивают их к непристойному поведению, делают из них шлюх, побуждают одеваться так, чтобы возбуждать похоть. В этом состоит освобождение женщины? В том, чтобы сниматься в порнографических фильмах? Мозги так называемых приверженцев западных ценностей засорены идеями, внушенными богатыми воротилами, дабы лучше ими манипулировать.
— Стратегия амальгамирования,
[22] глобализации, — прокомментировала Лана, отвернувшись в сторону. — Полная мешанина.
— Такова их тактика. И она оказывает воздействие на слабые умы. Продолжай.
— Да, похоже, так и есть.
— Они тебе говорят, что ты живешь в свободном обществе. Но на деле у тебя есть только свобода жаловаться на свою жизнь. Демократия — это самое изощренное изобретение мировой элиты, чтобы управлять обществом, согласно своей воле. Люди идут голосовать за людей, которые обещают им лучшую долю, но, дорвавшись до власти, они никогда не выполняют обещаний! Сколько президентов и премьер-министров клялись народу, что покончат с нищетой и обеспечат всем рабочие места? Да все! А между тем нищих становится больше и больше. Да или нет?
— Да, это так. Нас считают быдлом.
— В руках самых богатых людей планеты, составляющих лишь один процент, находятся девяносто девять процентов всех материальных благ мира! Шестидесяти двум негодяям принадлежит столько же, сколько имеют три с половиной миллиарда бедняков! Это называется справедливостью? При чем здесь равенство?
— Верно. Все эти лозунги — полное дерьмо.
Лана играла свою роль образцово.
— И они еще пытаются нас учить? Хотят, чтобы мы чувствовали себя недоразвитыми? Считают нас дикарями, потому что мы откровенно указываем на тех, кто притесняет других? Да они сами дикари и негодяи! Они угнетают самые бедные народы, используют их природные богатства, а самих заставляют подыхать от голода. И они еще говорят о морали! Что, это высокоморально — продавать оружие диктаторам, угнетателям? И все ради нефти? Разве так должен быть устроен современный мир?
Лане вдруг вспомнились рассуждения Димитрия. Он думал примерно то же. Но он никогда не принял бы методов салафитов или исламистов-фундаменталистов, чтобы покончить с несправедливостью.
— Не расслабляйся, Лана, — снова прошептал Микаэль, заметив ее волнение.
— Все это мне известно. Я не умею так красиво говорить, как ты, но я согласна со всем.
— Не нужно верить тому, что они про нас говорят. Мы вызываем у них страх, потому что разгадали их игру. И мы боремся против этой лжи и лицемерия, дабы наша правда восторжествовала повсюду. Придет день, и мы победим, и повсюду воцарится шариат — справедливость, основанная на законе Аллаха.
— Иншалла.
— Недостаточно просто твердить «Иншалла», сестра! Каждый должен действовать всеми доступными ему средствами.
— Каждый вечер я молюсь, чтобы пришли лучшие времена.
— Это хорошо, но этого мало! Мы начали революцию. Пришло время борьбы.
— Я очень хочу помочь, но… не знаю, как взяться за дело!
Прошло несколько секунд.
— Ты готова войти в наши ряды?
— О! Я хочу приносить пользу. Но как? И где?
— Скоро я тебе скажу. А пока включи камеру.
— Зачем?
— Хочу на тебя посмотреть.
— Ты же видел мою фотографию.
— Ты осторожна, я — тоже. Так что включи камеру.
— Все уходят! — приказал Микаэль. — Лана, платок, живо!
Девушка закрыла волосы так, как ее научили.
— Выхожу на связь, — объявила она.
— Мы будем наблюдать с наших мониторов.
Лана увидела на экране компьютера свое лицо. Она ждала, когда покажется тот, кого звали Салебом, но на месте, где должна была появиться картинка, экран оставался черным.
— Я тебя не вижу, — сказала она.
— Это нормально. Главное, что я тебя вижу. Ты у себя в комнате?
— Да.
— Покажи мне ее.
— Зачем?
— Перестань задавать вопросы и делай, что я говорю.
— Ладно, ладно, не злись.
Она развернула камеру туда-сюда, показывая ему помещение.
