Я улыбаюсь себе под нос.
– Что?! – удивляется Сет.
– Наверное, мне надо радоваться, что их не скупила моя мамуля. Она такие вещи обожает. Две тысячи маленьких слоников на нашем заднем дворе.
– Похоже, наши мамы не такие разные, как нам кажется, – говорит Сет и расплывается в иронической улыбке.
Я отвечаю ему улыбкой.
– Короче говоря, вскоре всем понадобились эти самые слоны. Так Рут превратилась в «хозяйку крошечных слонят». Около десяти лет назад она перестала их создавать, да и вообще что-либо создавать, но ее работы все еще можно встретить в художественных галереях и частных коллекциях. В этом году мы даже говорили о ней на уроках по истории искусства. Разумеется, никто не верит, что у меня дома есть оригинал работы Рут Сетмайр, потому что никто никогда об этих ее орлах не слышал. Их в природе всего два экземпляра. Поэтому один из них оказался у нас. Заменить его ничем нельзя, даже если забыть о маминой эмоциональной связи с этим объектом.
– А у тебя есть что-то подобное? – спрашивает Сет.
– В смысле?
– Что-то, что так же много для тебя значит?
Я вспоминаю про наш альбом с вырезками. Но о нем Сету я рассказать не могу.
– Не-а, – говорю я ровным тоном.
– У меня тоже, – говорит Сет.
Глава 16
Весна
СОЛНЦЕ САДИТСЯ, ОКРАШИВАЯ небо в грязно-розовый цвет, когда мы подъезжаем к воротам дома Рут. Мы звоним в домофон. Второй раз. Третий. Тишина.
– Может быть, твой брат был прав, – говорит Сет. – Она могла уже умереть.
– Перелезть не проблема, – успокаиваю его я, осматривая стену вокруг дома.
– Нет, уж, только не это. Мы не будем забираться на чужую территорию.
Я прикидываю: может, перепрыгнуть с разбега через стену и заодно узнать высоту своего прыжка, но тут домофон оживает. Мы слышим женский голос: «Я вижу вас. И вижу, что вы намерены сделать. Уходите, пока я не позвонила в полицию».
Я как можно скорее нажимаю на кнопку голосовой связи.
– Рут Сетмайр?
– Я и без вас знаю, что я Рут Сетмайр. И не страдаю старческим слабоумием, как некоторым кажется. Предупреждаю: убирайтесь отсюда!
– Мне ты говорила, что она вроде тебя знает, – шепчет Сет мне на ухо.
– Она знала мою бабушку, – говорю я, а потом громко говорю в домофон, и слова сами собой срываются с языка: – Меня зовут Рейко Смит-Мори. Я дочь Сьюзи Смит и внучка Глории Смит.
Мы ждем еще пару мгновений. После чего ворота открываются. Перед нами одноэтажный дом в стиле ранчо с кровлей из серого шифера и бледно-желтыми стенами. Сет, тяжело дыша, стоит у меня за спиной на ступеньках крыльца. Это действует мне на нервы.
– Ты так дышишь, будто у тебя приступ астмы, – шиплю я. – Успокойся.
– Что нам теперь делать? – спрашивает он. – Зря мы сюда приехали. Зря.
Я поворачиваюсь и смотрю на него во все глаза.
– Ты зря расколотил орла. А сейчас мы пытаемся исправить это.
Я поворачиваюсь к входной двери, и как раз в этот момент она медленно приоткрывается. Через небольшую щель на нас смотрит пожилая женщина в ковбойской шляпе. У нее длинные, почти по пояс седые волосы, а пергаментная кожа лица сплошь в морщинах. Рут Сетмайр хмурится. Я одариваю ее самой очаровательной улыбкой, на какую способна.
– Спасибо, что впустили нас.
Она продолжает хмуриться.
– Я еще не решила, впускать ли вас. Дайте хоть вас рассмотреть хорошенько. – Женщина не сводит с меня ярко-голубых глаз. Они не водянисто-голубые, как у некоторых пожилых людей. Напротив, у Рут острый взгляд, как будто в глазах осколки стекла. – Ты совсем не похожа на Глорию.
– Я больше похожа на папу и его родственников, – поясняю, добавив на случай, если она забыла, – он ведь японец.
– Хм-м-м, – скептически произносит она. – И на японку ты не похожа.
Мне не раз приходилось такое слышать. Дверь приоткрывается еще на сантиметр.
– Парень же не внук Глории, да?
– Нет, мэм. Это… это мой друг.
– Ладно, хорошо. Я знаю, кто вы, по крайней мере с ваших слов, но не понимаю, что вам понадобилось здесь.
– Я хотела бы купить у вас одно произведение… – начинаю я, но Рут прерывает меня и машет жилистой рукой в направлении пустыни: – Мои работы выставлены во многих галереях Палм-Спрингс и Палм-Дезерт. Сейчас я не продаю их сама. Уже много лет.
– Мне нужно конкретное произведение, – уточняю я. – И его нет ни в одной галерее.
Рут поджимает губы, будто только что вложила в рот дольку лимона.
– Какое именно?
– В день свадьбы вы подарили моей бабушке орла, а второй такой же есть только у вас.
– Тебе нужен мой орел?
Сет откашливается, сделав шаг вперед, и оказывается рядом со мной.
– Это я виноват, мэм. Я… я разбил скульптуру, которую вы подарили бабушке Рейко.
Рут хватает воздух ртом, как будто наступила на булавку:
– Ты разбил моего орла?
Сет опускает глаза.
– Простите, – говорит он. – Это вышло случайно.
– Ну, я надеюсь! Кто же намеренно станет разрушать произведение искусства?
Мы отклоняемся от темы, и Рут начинает волноваться.
– Этот орел много значит для моей мамы, – поясняю я. – Это одна из немногих вещей, которые достались ей от бабушки Глории.
Я не говорю о том, как важно иметь что-то, что принадлежит твоему любимому человеку. Которого уже нет на свете. Без слов Рут захлопывает дверь, и мне на плечи моментально наваливается тяжесть грядущего признания маме.
– Ну, по крайней мере, мы попытались, – говорит Сет спокойным голосом.
Затем мы слышим щелчок, и дверь распахивается. Перед нами стоит Рут, все еще в ковбойской шляпе. Она опирается на ходунки.
– Мне просто нужно было отпереть замок, – говорит она. – Почему бы вам обоим не зайти? Поговорим о моем орле.
– Вы живете здесь совсем одна? – спрашивает Сет.
Мы сидим в гостиной. Нас со всех сторон окружают работы Рут вперемежку с произведениями коренных американцев и картинами Джорджии О'Киф. Орел, за которым мы пришли, сидит на углу стола. Я стараюсь не пялиться на него во все глаза. Услышав вопрос Сета, Рут хмурится.
– Возможно, я и старуха, но позаботиться о себе могу. – В ее голосе чувствуется раздражение. Затем она пожимает плечами: – Уборщица приходит через день, дважды в неделю заглядывает медсестра, и каждый день кто-нибудь привозит мне еду. Лучше уж так, чем жить в доме престарелых. Слушай, сделай доброе дело: принеси из кухни чипсов и соуса, а?
