После эксперимента Джонатан остался, чтобы поговорить с ней. «У женщин, – пояснила она, – существует иная форма физиологических проявлений, символизирующая ту нить, что нас объединяет. Когда они живут вместе, ну, например, в женских сообществах, у всех спустя несколько месяцев синхронизируется менструальный цикл – месячные у всех наступают в одно и то же время».
Кондор снова показался из-за холма и теперь планировал в сторону океана.
Все люди связаны друг с другом.
До сих пор Джонатан ощущал себя почти одиноким в этом мире. Он сидел в своем углу и в одиночку бился за то, чтобы выйти из изоляции. Бился… бился и боролся.
Только что пережитый опыт привел его к пониманию очень важных, основополагающих вещей, и он многое поставил под сомнение: соперничество с Майклом, двойственные отношения с клиентами, которым он навязывал бесполезные услуги, конфликты с Анжелой… Все его существование до сих пор основывалось на ошибочном, ложном видении мира. И осознание этого теперь вошло в резонанс с его глубинной сутью.
Если все на свете связано, то, борясь с другими, борешься прежде всего с самим собой.
14
Майкл подошел к дому, позвонил в видеофон и стал ждать, демонстративно широко улыбаясь в объектив.
Электронный замок визгливо завибрировал. Майкл толкнул дверь, вошел в подъезд и вызвал лифт.
Последний этаж.
Звонок не прозвонил – тогда он коротко постучал в дверь.
Дверь приоткрылась, и в щели появилось лицо Саманты.
– Как дела? – проговорил он все с той же широкой улыбкой.
Девушка смерила его ничего не выражающим взглядом, поглядела, нет ли кого за ним, и отступила, повернувшись к нему спиной и давая пройти.
Майкл толкнул дверь и вошел в прихожую. Саманта провела его в гостиную – просторную комнату, освещенную ярким белым светом. Отсюда казалось, что дома Сан-Франциско куда-то плывут в тумане, который вот-вот их поглотит.
Девушка уселась на подлокотник дивана и скрестила ноги. На ней была короткая юбка и белая блузка. Застегнутая на все пуговицы. Какая жалость…
– Мне нужна твоя помощь, – сказал Майкл.
Она смотрела на него, не говоря ни слова.
– Надо поужинать в городе с одним из моих клиентов. Дальнейшее – в зависимости от взаимной симпатии.
Она по-прежнему смотрела ему в глаза без всякого выражения.
– А кто он?
– Все-то тебе доложи. Это что-нибудь изменит?
– Я хочу знать, кто он такой.
Майкл прошелся вдоль застекленной стены комнаты.
– Президент объединения мелких коммерсантов. На мой взгляд, крупная рыба.
– Женат?
Майкл отрицательно помотал головой.
– Или уже сам об этом позабыл, – сказал он со смехом.
Он обошел Саманту со спины и положил ладони ей на грудь.
Она резко его оттолкнула.
– Ну что в этом плохого? – запротестовал он.
– Я тебе не «Макдональдс».
– Могу же я время от времени рассчитывать на благосклонность… К тому же я хороший клиент…
– Верно. Тариф ты знаешь.
– Как я всегда говорю своим партнерам, «клиенты заслуживают уважения».
– Поставщики тоже.
– С клиентами я щедр. Я о них забочусь.
– У каждого своя коммерческая политика.
Майкл от души расхохотался.
– Так что за программа? – с презрением спросила она.
– Я же сказал – ужин, а остальное – по желанию.
– И без всяких подстав?
– Ну конечно…
– Типа мне одеться по-девчачьи и изображать бебиситтершу, а потом типа его благоверная меня застукает и получит инсульт…
Майкл улыбнулся и положил ей руку на плечо:
– Заметано. А теперь покажи свои дивные грудки…
15
– Слушай, у тебя шикарный газон!
– Ты находишь?
Марджи и Джонатан шли через сад. Усадьба плавно спускалась к океану. Воздух был все еще свеж, хотя солнце поднялось уже очень высоко. Пахло жимолостью и свежескошенной травой.
– А мой совсем зарос клевером. Я уже все перепробовал, а толку никакого. Тогда я его выполол вручную, а сорняки все равно наросли. Может, ты посоветуешь что-нибудь дельное?
Марджи рассмеялась:
– Ну ты меня насмешил!
Джонатан остановился:
– Не могу же я позволить, чтобы трава разрасталась, и ничего не предпринимать!
Марджи шла вперед не останавливаясь.
– Почему не можешь?
Джонатан догнал ее:
– Почему? Ну… это же очевидно, разве нет?
– Нет.
Марджи так развлекали чужие предрассудки, что она готова была прикинуться дурочкой, лишь бы полюбоваться, как вы поставите под сомнение собственную идею.
– Это неправильно, неэстетично, когда у тебя такой газон. Это все знают.
– Все знают? А ты-то сам откуда знаешь?
– Я откуда знаю? Откуда знаю, что это неправильно? Просто знаю, и все. У меня такой вкус, и обсуждать тут нечего.
Марджи хитро улыбнулась:
– Ты в этом уверен?
Джонатан от удивления разинул рот. Что тут ответишь?
Марджи шла, все так же улыбаясь, и обводила взглядом свой потрясающий сад.
– Мне это напомнило один случай, одну подлинную историю, которую рассказал мне когда-то Роберт, мой приятель из Санта-Крус. Однажды он задался вопросом, почему его жена всегда отрезает гузку у индейки, которую готовит на День благодарения, и только потом ставит ее в духовку. Ему это показалось странным. «Так ее положено готовить», – ответила жена. «Ладно, но зачем надо отрезать гузку?» Он был заинтригован, ему хотелось все-таки узнать. «Так надо, все так делают. К тому же мама всегда так готовила индейку». Муж не отставал и настоял, чтобы она позвонила матери. Жена набрала номер: «Мама, ты, случайно, не знаешь, зачем, когда готовят индейку ко Дню благодарения, ей отрезают гузку?» Мать ответила не задумываясь: «Такой уж рецепт». Дочь тоже не отставала, но внятного ответа не получила. А матушка защищалась: «Так делают, и моя мама меня так учила». Тогда жена решила позвонить своей бабушке и задала ей тот же вопрос: зачем надо отрезать гузку у этой чертовой индейки перед тем, как засунуть ее в духовку? «Да я всегда так делала», – ответила бабушка. «Но почему?» – «Черт побери! У меня была маленькая духовка, и целиком индейка туда не влезала!»
Джонатан расхохотался.
