– Дышите, пожалуйста, глубоко и спокойно… вот так… все спокойнее и спокойнее… так… и при каждом вздохе расслабляйте тело все больше и больше… все больше и больше…
Джонатан взглянул на экран. Все кривые медленно изменялись: сильнее всех – красная, слабее – желтая. Его кривая и кривая студента пересеклись, потом почти совпали.
Голос девушки-оператора предлагал им пройти через разные состояния, спокойные и нервирующие, позитивные или вызывающие стресс, и каждая кривая жила своей жизнью, не реагируя на другие.
Потом девушка велела им посмотреть друг другу в глаза, что они и проделали, переводя взгляд с одного лица на другое. Даже брюнетка включилась в игру, и Джонатан почувствовал, что она уже не так дистанцируется от всех, как вначале.
– Посмотрите друг на друга… доброжелательно, – говорила сотрудница своим мягким, добрым голосом, – и постарайтесь почувствовать то, что вас всех объединяет…
Эксперимент привел к тому, что все заулыбались, поначалу неловко, а потом все более естественно. Так по-настоящему смотреть на кого-то было непривычно. Джонатан по большей части избегал смотреть людям в глаза, разве что украдкой, и в конечном итоге он смотрел и не видел, оглядывая пространство и либо думая о чем-то другом, либо сосредотачивая внимание на теме разговора. А сейчас он смотрел людям в глаза без всякого постороннего умысла, просто чтобы их увидеть. И там словно открывался их внутренний мир, сквозила их жизнь, их человеческая сущность. Да, так и было: у него возникло волнующее чувство, что он видит людей такими, какие они есть. Они перестали быть теми незнакомцами, с которыми безо всякого интереса пересекаешься ежедневно.
Теперь кривые на экране удивительным образом сблизились, почти совпали. В это трудно было поверить. Как такое возможно? Как простой визуальный контакт между незнакомыми людьми может породить такое сближение разных физиологических состояний? У Джонатана это никак не укладывалось в голове. И в этот момент синяя кривая взвилась штопором, обнаруживая крайнее удивление. Он улыбнулся и про себя решил снова войти в игру, сконцентрироваться на окружающих и разделить с ними миг единения.
Чтобы возникло некое сообщество.
А потом, после долгой паузы, он снова посмотрел на экран. Все кривые соединились и теперь представляли собой единую линию.
13
– Остин Фишер, вы с легкостью завоевали победу во втором туре турнира на «Флашинг Медоус». Каково сегодня ваше настроение перед ближайшим матчем?
Остин улыбнулся. Журналисткам вечно надо докопаться, что он чувствует.
– Это пока всего лишь начало: еще ничего не сыграно – надо сосредоточиться.
– Известно, что этот корт не особенно к вам благоволит. Тем не менее если вы выиграете турнир, то войдете в анналы с самым большим количеством побед в Большом шлеме. Вас это напрягает?
– Я стараюсь сохранять хладнокровие. В турнирах побеждают, выигрывая матч за матчем.
Похоже, журналистку такой ответ разочаровал. Еще бы. Она, наверное, ждала, что он усядется на диван и пустится в доверительные рассуждения.
– Как вы объясните несоответствие ваших блестящих побед вашему имиджу игрока, скажем так… нелюбимого, непопулярного?
Непопулярного. Она явно мстила ему за сдержанность. Он постарался сохранить на лице улыбку:
– Меня такие вещи не заботят. Я играю в теннис – вот что меня действительно интересует…
– Кое-кто считает вас холодным и безразличным к другим людям. Вы полагаете, что такие взаимоотношения с поклонниками вашего таланта приведут вас к успеху?
Остин заставил себя улыбаться как ни в чем не бывало.
«Непопулярный… Знала бы ты, что мне приходилось выносить и что еще придется вынести из-за всех этих сплетен. Если человек не показывает своих страданий, это не означает, что он ничего не чувствует».
– Я не прислушиваюсь к пересудам. Я работаю, работаю много и стараюсь сконцентрироваться на своей цели.
Он покосился на Уоррена, своего тренера, который сидел слева чуть поодаль. Уоррен закрыл глаза и снова их открыл в знак одобрения.
Остин удалился в раздевалку, за ним шел Уоррен и два фотографа.
Всякий раз, когда он получал такие колкости в свой адрес, когда ему припоминали нелюбовь публики, у него возникало смутное, какое-то очень личное, с детства знакомое чувство. Оно и раньше всегда приходило, когда он читал презрение на отцовском лице. Словно невидимые нити снова привязывали его к печальному прошлому, от которого он силился избавиться, но оно опять всплывало, когда он слышал такие предательские замечания. И прошлое без приглашения вторгалось в настоящее.
Позировать фотографам он отказался, и двери раздевалки закрылись за ним.
И тогда он ощутил, как в нем поднимается бьющая через край энергия, властное желание, неудержимое стремление бороться и победить.
– Когда начало? – спросил он.
– Через четыре минуты, – отозвался Уоррен.
– Прекрасно, – сказал Остин.
Он решил биться до конца и выиграть этот турнир. Однажды он установил рекорд и установит снова. Любой ценой.
Биг-Сур.
Зеленые холмы. Пение ветра в зарослях. Высоченные секвойи с красными стволами и темными игольчатыми листьями. Запах смолы. Точки, исчезающие из виду, на поверхности океана…
Джонатан шел уже больше часа. Выйдя из института, он почувствовал, что ему надо побродить в одиночестве и привести мысли в порядок. Вернуться домой, словно ничего не произошло, он не мог.
Когда бредешь без цели, время тянется медленнее. Культура сиюминутности и сверхбыстрых реакций, в которой мы существуем, приводит нас к тому, что мы словно бы нигде не существуем. Когда же мы идем пешком, то снова погружаемся в то время, которым живет природа, Вселенная, космос. Это время жизни. Время, в котором воссоединяешься с самим собой.
В этот чудный вечер воздух был сладок и нежен, и Джонатан чувствовал себя легко и радостно. К нему вернулось то чувство благодарности, которое он обычно испытывал во время прогулок. Благодарности к жизни и красоте мира, к аромату ветра и такому прекрасному закатному свету, когда солнце медленно клонится к горизонту, прежде чем скрыться из виду.
Былые заботы казались ему далекими, как и прежние несбывшиеся желания, давние утраты и разочарования. Важным осталось только ощущение, что ты живешь. Сколько же времени он не знал этого ощущения, но теперь оно ожило, и за это он чувствовал бесконечную благодарность жизни.
В небе появился кондор, и Джонатан долго следил за его молчаливым полетом, пока он не скрылся за холмом.
Все люди связаны друг с другом.
Это открытие без конца крутилось у него в мозгу. Мы все такие разные, сказала девушка, проводившая эксперимент, но все же нас что-то объединяет. Какая-то невидимая, но постоянно присутствующая нить, которая себя обнаруживает, только когда мы ее ищем, к ней взываем и приводим ее в движение…
