— Можно задать вопрос?
— Конечно, — отозвалась женщина, — но все нужные тебе истины хранит Железный Окулюс. Боюсь, я не способна заменить его.
— Честный ответ, — с кратким поклоном отозвался Азек, — однако я не готов его принять.
Темелуха улыбнулась.
— Спрашивай, и я постараюсь тебе угодить.
— Ты назвалась «госпожой тартарухов», — произнес Ариман, указывая на здание вверху. — Такое имя указывает на то, что ты играешь роль стража.
— Значит, магистр Азек, ты читал «Ахмимский завет Ездры»
[23], — сказала женщина.
— В сириакском переводе, много лет назад, — пояснил легионер, осознав, что собеседница говорит утвердительно. — Жаль, но эта копия погибла.
— Когда Волки принесли огонь?
Ариман кивнул.
Падение Просперо оставалось кровоточащей раной в его сердце, однако боль Азеку причинял не сам факт разрушения планеты, а понимание кошмарной величины утраты. Бездонные хранилища жизненного опыта и сведений, добытых тяжким трудом, обратились в пепел так же, как бесценные тексты Персеполя
[24]. Тысячелетия накопленной мудрости исчезли, вырванные из бытия умышленным актом интеллектуального вандализма.
— Гибель Просперо — потеря не только для Тысячи Сынов, но и для всего человечества, — заявил воин, и мучительная скорбь едва не разбила ему сердца во второй раз.
— Железный Окулюс учит нас, что знание не исчезает бесследно, — не сбиваясь с шага, отозвалась Темелуха. — Порой оно тускнеет, как давние предания, утонувшие в трясине памяти и забытые всеми, кроме редких виршеплётов, но затем нужда в нем возвращается, и знание вновь воспаряет в грезах людей.
— Весьма поэтично, однако ты не ответила на мой вопрос.
— Ты ни о чем не спрашивал, — заметила женщина.
— Ладно, — признал Ариман. — Так что же, Железный Окулюс — твой пленник?
Темелуха улыбнулась.
— Ездра в своих писаниях утверждает, что тартарухами когда-то называли ангелов, которых мстительный бог расставил у врат адской тюрьмы, чтобы запертый там могучий дьявол не вернулся на землю.
Сказав это, женщина взглянула на Азека с видом исследователя, который прочел слишком много приукрашенных историй, и преувеличения древних его уже не впечатляют.
— И снова ты уходишь от ответа.
По лицу Темелухи промелькнула тень раздражения: очевидно, схимница не привыкла к гостям, въедливо изучающим каждое ее слово. Судя по всему, легионеры-ученые Тысячи Сынов сюда еще не заглядывали.
— Да, Железный Окулюс прикован к «Торкветуму», но не нашими руками.
— Выходит, кто-то заточил его здесь?
— Возможно, однако Железный Окулюс никогда не рассказывает о себе.
— А вы спрашивали?
— Зачем нам это?
— Чтобы узнать, — произнес Ариман. — Превратить неведомое в известное. Мне кажется немного неосторожным доверять речам настолько могучего узника, не имея представления о том, почему его посадили в темницу.
— Мы верим, что наше дело правое, — возразила Темелуха.
— «Верите»? — переспросил Азек, не скрывая яда, что копился в нем со дня гибели Просперо. — Да любая религия твердит, что добродетель состоит в отказе от вопросов, слепом принятии догм и признании чего-либо священным лишь потому, что так решили в прежнюю эпоху более просвещенные души!
— Ты не веришь, что обретешь ответы на свои вопросы? Тогда что привело тебя сюда?
— Дело не в вере.
— Тогда в чем же?
— Я здесь по воле Алого Короля, — бросил Ариман в тот момент, как они добрались до верха лестницы, приблизившись к величественному Серебряному Шатру.
Вымощенную булыжником площадь перед храмом покрывал иней, откуда-то летели шквалы блестящего снега. Оседая на броне Азека, белые хлопья сверкали еще одно неуловимое мгновение и таяли, слезами стекая по керамиту.
Гостей ждали еще восемь тартарухов, адептов в просторных темно-синих рясах с вышитыми над сердцем знаками. Ни один сигил не повторялся. По обнаженным рукам жрецов вились татуировки: смешения фрактальных спиралей, числовых последовательностей и рекурсивных лабиринтов.
Их, как и Темелуху, коснулся варп. Каждый из тартарухов ослеп на один глаз, но другое око стало всевидящим. Уловив символизм такой мутации, Ариман спросил себя, известно ли адептам о том, какое значение ей придавали на Просперо. За первой мыслью мгновенно пришла вторая: «Не появлялся ли тут Магнус Красный?»
Слева и справа от легионеров, выстроенные, будто на плацу, стояли четкими рядами сотни ёкаев. Автоматоны не двигались, лишь пылало эфирное пламя внутри их корпусов. Темелуха зашагала между шеренг механических тел-носителей, и другие жрецы присоединились к ней.
Представляться никто не стал, что нисколько не разочаровало Азека.
Черные лакированные ворота распахнулись перед женщиной. За порогом, в колонном зале из порфира и нефрита, плясали отраженные блики холодного света.
Последовав за госпожой тартарухов, Ариман увидел, что внутри Серебряного Шатра расположено множество хрустальных витрин; обстановка напоминала выставку трофеев в музее завоеваний. Легионеры разошлись по чертогу, с научным интересом изучая образцы. Порой им попадалось искусно сработанное оружие или артефакты нечеловеческого происхождения, по основу коллекции составляли уродливые скелеты.
Пробираясь между стендов, Азек поражался непредставимому разнообразию экспонатов. Интуитивно он понимал, что в зале находится лишь малая доля объектов, собранных на станции.
Ариман углубился в храм, переводя взгляд с одной удивительной редкости на другую. Вот поблескивает эндоскелет, увенчанный серебряным шлемом-черепом со светящимися зеленью глазами и руной из геометрических фигур на лбу. А вон там расставлены несколько членистоногих созданий с биомеханическими конечностями-ходулями. Здесь, в инкрустированных самоцветами вакуумных сосудах, мерцает сияющая дымка. Чем дальше проходил воин, тем очевиднее ему становилось, что внутренние пропорции Шатра чуточку неправильны.
Словно сады Кериады из камней и выбеленного песка, созданные по точным указаниям из «Сакутэйки»
[25], выставка показывала или скрывала части себя в зависимости от позиции наблюдателя. То, что Азек замечал с одной точки, он не видел с другой, но там перед ним представали совершенно новые экспонаты.
