– Что это было? Ты толкнула речь, отстаивая свободу груди?
– Я тебя сейчас покусаю, – со всей серьезностью предупреждаю я, и он начинает громко смеяться.
Из-за его смеха я злюсь еще сильнее:
– Ладно, останови машину. Кажется, это была плохая идея.
Квантан качает головой, в его глазах все еще искрится хитринка:
– И не подумаю. Кстати, мне понравилась твоя речь.
– Да? А по твоему хохоту этого не скажешь, – язвительно говорю я, и он очередной раз нагло ухмыляется, но затем без смеха в голосе произносит:
– Мне нравится, что ты не делаешь что-либо лишь потому, что так принято. Скорее думаешь своей головой и выбираешь то, что лучше для тебя, не преследуя при этом глобальной цели, только охраняя свою зону комфорта. Таких людей очень мало. В основном, мы предпочитаем сливаться с толпой. Толпа «за» и толпа «против». Мало кто в этой толпе представляет себе свое «я» и собственные, не навязанные кем-либо убеждения.
– Что ты имеешь в виду?
– Я только что назвал тебя личностью, у которой хватает смелости блюсти свою индивидуальность. Обычно такие люди, как ты, становятся революционерами и обрастают армией последователей/подражателей.
– Вот это да! – настал мой черед ехидничать. – Ты сделал такие выводы, потому что я не ношу кусочек ткани и предпочитаю, чтобы ничто не мешало мне свободно дышать? – с сарказмом интересуюсь я, стараясь сбить с него спесь. Меня раздражает, когда люди начинают давать характеристики, думая, что разгадали человека.
– А еще ты не любишь, когда люди обсуждают тебя, предпочитаешь оставаться в тени, но твоя яркая натура не может остаться незамеченной.
– Нет, я скорее терпеть не могу быстрые суждения. И людей вроде тебя, которые считают себя самыми умными и вешают ярлыки, объясняя другим их сущность. Потому что в человеке скрыто гораздо больше, чем кажется. Обозначить – значит ограничить. А я не терплю любые ограничения.
Он кивает:
– Поэтому у тебя красуется точка на лбу. Божественное начало в каждом из нас, скрытые возможности. Ты сторонница теории, что человек есть нечто большее, чем принято считать в нашем мире. Ведь так?
– Ты издеваешься надо мной?
– Да, – отвечает он быстро, ни на секунду не запнувшись.
Я хмурюсь:
– А зачем?
– Хочу узнать тебя получше. А если учесть, с какой скоростью и как часто ты от меня убегаешь, времени для этого немного. Так что считай, это крайние меры. Если хочешь увидеть истинное лицо человека – разозли его, – он вновь плавно разворачивается и въезжает на парковку.
– Мы паркуемся?
Очередная насмешка:
– Как ты догадалась?
– Зачем?
– Что именно?
Я набираю в легкие больше воздуха, стараясь успокоиться, и медленно выдыхаю. Поняв его игру, решаю не отдавать желаемое так просто. «Ты больше не разозлишь меня», – думаю я. Я чувствую его взгляд на себе, но не поворачиваю головы. Он ждет моей вспышки, а я молчу.
Квантан паркует машину и выключает двигатель.
– Так почему мы остановились? – спокойно интересуюсь я.
И он отвечает как ни в чем не бывало:
– Потому что я приглашаю тебя в кафе.
– В кафе? – глупо переспрашиваю я и тут же прикусываю губу.
– Может, ты и не в курсе, но нормальные люди ходят на свидания, в кафе, рестораны, кино и прочие скучные места.
Я сладко улыбаюсь:
– А если я не претендую на титул нормальной?
Он протягивает руку к моему лицу и прячет прядь моих волос за ухо.
– Тогда я выбрал кафе для ненормальных.
Не дожидаясь моего ответа, Квантан выходит из машины и вновь, как истинный джентльмен, открывает передо мной дверь.
– Пойдем, – просит он, явно довольный тем, что ему удалось застать меня врасплох.
Я начинаю подозревать, что это маленькая месть за все мои неожиданные побеги, но выхожу из машины.
Он тут же берет меня за руку и крепко, но нежно сжимая мою кисть, ведет вверх по улице. Я смотрю на наши соединенные руки, и на душе становится тепло. Как же приятно прикасаться к нему!
Мы выходим на Сен-Жермен-де-Пре, и он останавливается около кафе с бело-зеленым навесом, на котором красивым курсивом написано: «Les deux Magots». Я не могу скрыть своего изумления, заглядываю ему в глаза, а он в ответ мягко улыбается теплой и доброй улыбкой. Неужели он привел меня именно сюда?
Это кафе имеет нешуточную славу. Странное название можно перевести как «Два китайских болванчика». На рюмочку кофейного ликера сюда захаживали знаменитые французские поэты XIX века Поль Верлен и Артюр Рембо, создавшие этому месту репутацию у бомонда. Но особой популярностью кафе стало пользоваться в межвоенное двадцатилетие: здесь засиживались сюрреалисты во главе с Андре Бретоном, сюда приходил Пикассо. И настоящую славу кафе принесли литераторы: Хемингуэй, Фолкнер, Экзюпери, Сартр с Симоной де Бовуар и Камю. Это место пропитано историей и биографиями интересных личностей, многие из которых заслуженно носят титул великих.
– Ты, – шепчу я и запинаюсь, не зная, как продолжить.
Я так тронута его поступком, что никаких слов не хватит описать мои эмоции. Ведь он мог выбрать любое парижское кафе, которых тысячи, миллионы, миллиарды. Но привез меня именно сюда. Потому что он подумал обо мне и хотел сделать приятное. Поддавшись порыву, я обнимаю его. Прямо на улице, перед террасой кафе, обхватываю его шею и опускаю голову ему на плечо.
– Ты понял меня, – шепчу я ему на ухо. Это именно то, что я чувствую. Я ощущаю себя понятой и принятой. Со всеми своими странностями и неидеальностью. Квантан принял меня такой, какая я есть. Осознав это, я испытываю облегчение. Мне не нужно притворяться и скрываться, я могу быть собой.
Я обнимаю его крепче, вдыхая запах, по которому скучала все эти два года, и он обнимает меня в ответ. Крепко, сильно. Я хочу, чтобы он никогда не отпускал меня.
– Давай зайдем, – говорит он, поглаживая мои волосы.
– Конечно, – я отступаю от него, но тут же беру за руку. Мне хочется прикасаться к нему как можно чаще.
В кафе много посетителей, но официант находит маленький круглый столик на двоих прямо на террасе.
– Расскажи о себе, – прошу я, и Квантан кивает:
– А что именно тебя интересует?
– Если я правильно поняла, ты организовывал тот благотворительный аукцион. Давно ли работаешь в этой сфере?
– Я два года изучал фандрайзинг в Лозанне, спецпрограмма, обучающая организации благотворительных фондов. Выбор программы был скорее импульсивным решением – после окончания школы задаешься вопросом: чем я хочу заниматься? А я же задался вопросом, в какой сфере я могу быть полезным. Я не хочу менять этот мир, но я определенно хочу, чтобы людям в нем жилось лучше.
