– Господи, твой отец сейчас в тюрьме?!
– И слава богу! – ехидно замечает Лео. – Меня столько раз избивали во имя Бога, что даже не знаю… заслужил.
– Конечно, заслужил, – растерянно бормочу я. – Но как ты пережил это?
– Сопли на кулак намотал, – глядя мне в глаза, говорит он, – и понял, что в этой жизни у меня есть я. И моя прямая обязанность – защищать себя, делать счастливым. И, Эль, такая цель должна быть у каждого, – тень пробегает по его лицу. – Только не вздумай жалеть меня. Лучше пойди на свою встречу.
Я проглатываю комок в горле, но решаю не развивать тему про отца: что-то во взгляде Лео останавливает меня.
– Но Алекс ни при чем, Лео. Она изменяла ему и наглоталась таблеток. Я не вижу здесь его выбора. Лишь неудачное стечение обстоятельств.
– У нее с твоим братом – свои счеты. И ни ты, ни Делион с эти не связаны. То, что произошло с Алексом, – итог нескольких его решений. Ведь он сам выбрал Мано.
– А я выбрала рассказать ему все!!! – обессиленно почти кричу я. – Если бы я промолчала…
– Тогда она родила бы ребенка, Алекс носился бы с ней и с ним, а ты жалела бы, что не рассказала ему правду. Жалела бы, что жена изменяет ему, а ты молчишь. Был бы другой груз вины, Эль!
Я задумываюсь: мне в голову никогда не приходила такая мысль. Я всегда думала, что, если бы промолчала, все было бы замечательно. Но, по правде, откуда мне знать, как все было бы?
– И я тебе скажу кое-что еще. Я – нежеланный ребенок. И да, я благодарен за жизнь. Но лучше пусть нежеланные дети не рождаются. Этот ребенок был бы вечным инструментом шантажа. И не факт, что он был бы счастлив. Может, случившееся – к лучшему, Эль? В это сложно поверить, но спуск с лестницы сильно изменил мою жизнь. Иногда ужасные вещи меняют вектор нашей жизни, и не всегда в плохую сторону.
Я молчу, голова начинает раскалываться.
Лео наклоняется и шепчет мне на ухо:
– Хорошо, не иди никуда. Но через пять-десять-двадцать лет у Квантана будет семья. Женщина, которую он будет обнимать, целовать и, главное, – любить. У них родятся дети, и они станут чертовой рекламой по улучшению демографии во Франции. Готова ли ты жить с мыслью, что он любит другую? Готова ли ты принять тот факт, что его тело и душа будут принадлежать другой? Если в твоей душе не ёкает при этой мысли, никуда не иди, Эль.
Внутри поднимается и волнами накрывает ревность. Что-то резко обрывается внутри при мыслях о Квантане, влюбленном в другую. Я зло стискиваю челюсть.
– Пока твое сердце ревностно выбивает ритм слова «мое», за это нужно бороться, Эль, – тихо заключает Лео, и моя душа находит отклик в его словах.
Конечно, я не знаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы я промолчала на маскараде. Если бы не встретила Делиона. Если бы Мано не наглоталась таблеток. Но она сложилась так, как сложилась. Да, она далека от идеала, но она моя. И мне надоело существовать! Я хочу понять, кто я и что собой представляю. Я хочу познать, кто тот человек, из-за которого в моей душе происходит буря. Может, это будет череда ошибок, но они будут моими – сделанными, случившимися и оплаканными. Или я ступлю на верную тропу, ту самую, которая приведет меня к счастью. Этого никто не может знать наверняка: ни я, ни Алекс, ни Лео, ни Мар, ни сам Господь Бог.
Я вдруг начинаю осознавать ответственность за собственную жизнь, за свои решения и выбор, понимаю, что не могу контролировать все, что происходит со мной. Но я могу решить, как поступить в той или иной ситуации, – это главное. Моя жизнь – в моих руках. Это страшно, ужасающе страшно. Но еще страшнее жить, скрываясь от реальности и прячась от всего.
* * *
Мано изменяла моему брату с парнем, на свидание с которым я иду. Эта мысль разворачивала меня трижды. Но каждый раз я вспоминаю его взгляд. Карие глаза с золотыми крапинками взяли меня в плен два года назад и по сей день не отпустили. Что-то внутри меня настаивает на этой встрече. Шестое чувство подгоняет, громко крича: «Тебе необходимо его увидеть!» Может, Лео прав? Или у эгоизма нет оправдания? Но эгоизм ли это?
Я останавливаюсь перед «Шекспиром и компанией» и смотрю на время: опоздала на двадцать пять минут. И вновь одна часть меня мечтает о том, чтобы он ушел, а другая возмущенно ругает за опоздание и отчаянно молится, чтобы он ждал меня. Я поправляю волосы, перекидываю лямку рюкзака с правого плеча на левое и подхожу к самому знаменитому книжному магазину Парижа. Я не зря позвала его именно сюда: это мое самое любимое место в городе. История магазина, интерьер и книги. Я обожаю все! Квантан стоит прямо перед магазином. На нем темные, классического кроя джинсы, черные туфли, темно-синяя рубашка и такого же цвета пиджак. Он как ходячая реклама Ральфа Лорена – парень из высшего общества. На запястье поблескивают внушительного размера дорогие часы, да и ремень на штанах недешевый. Мы с ним из одного мира, но я сторонюсь шика, а он – идеальный пример буржуазного воспитания. Я смотрю на розовые кончики своих волос, голубые джинсы с дырками на коленях, белую просторную рубашку и незамысловатые браслеты, которые я купила на Гоа. С виду мы сильно отличаемся, но стоит его увидеть, и меня тянет к нему неведомая сила. Как и в первый раз, я замираю, мое дыхание становится тяжелым. Что ты со мной делаешь, Делион?
Он будто чувствует мое присутствие, поднимает глаза и смотрит на меня. На его лице появляется облегчение, и он быстрым шагом направляется в мою сторону.
– Я решил, что ты передумала, – вместо приветствия сообщает он, и его губы приподнимаются в довольной улыбке: – Очень рад, что ты пришла.
Я тихо откашливаюсь, стараясь подавить волнение в голосе:
– Извини за опоздание.
– Не страшно.
Минуту мы молчим, глупо пялясь друг на друга. Неловкость и радость переполняют меня: я очень рада его видеть. Но мне неловко, потому что я не знаю, что делать.
– Может, зайдем в магазин? – неуверенно спрашиваю я, и Квантан кивает:
– Конечно.
Мы проходим в лавку волшебника-книжника. Она сделана в стиле 1920-х годов, а самому магазину почти семьдесят лет. Здесь древние фолианты соседствуют с новыми, книги живут на стеллажах от пола до потолка. Витает необыкновенный запах старинных изданий и свежей типографской краски. Скрипучие лестницы, на одной из которых – цитата, однажды покорившая мое сердце: «I wish I could show you when you are lonely or in darkness the astonishing light of your own being»
[13]. Бывают моменты, когда каждому необходимо увидеть лучик света собственного существования. Эта фраза – из поэмы величайшего лирика мировой литературы, знаменитого персидского поэта Хафиза Ширази. Он умер, насколько мне известно, в далеком 1390 году. Но спустя сотни лет миллионы людей видят его высказывание на лестнице книжного магазина в столице Франции. Это ли не магия жизни? Или само бессмертие?
