Вал стукает меня по носу:
– Повеселитесь за нас.
Лео недовольно хмыкает себе под нос:
– Я повеселился на десять лет вперед.
– Ты уже выпил болеутоляющее? – спрашиваю я.
Он качает головой:
– Надо купить, но аптека открывается через час.
– На рю дю Коммерс есть круглосуточная. Предлагаю пойти туда.
Лео громко зевает и соглашается.
Мы доходим до аптеки минут за двадцать, Лео покупает долипран, и мы садимся на террасе кафе в конце улицы.
– Можно воду, крепкий кофе и круассан, – просит он и тут же, спохватившись, смотрит на меня: – Эль, ты что будешь?
Я подавляю смешок, заказываю французские тосты и свежевыжатый апельсиновый сок. Официант быстро приносит заказ, и Лео с облегчением выпивает таблетку.
– Так где вы вчера были? – спрашиваю я, снимая джинсовую куртку и вешая ее на спинку плетеного стула.
– Где только не были! Лучше ты расскажи, куда пропала в субботу вечером?
Я намазываю тост клубничным вареньем и, с хрустом откусывая кусок, начинаю тщательно его пережевывать.
– Давай, Эль! Рассказывай уже. Что тебя беспокоит и почему ты прячешь глаза?
– Как понял, что меня что-то беспокоит?
Он указывает подбородком на мои ногти.
– Очень коротко подстрижены. Скорее всего, ты их обгрызла и попыталась спасти ситуацию. Ты так делаешь, когда сильно нервничаешь.
Я хмурюсь и отпиваю сок:
– Не делай вид, будто знаешь меня, – мое раздражение выплескивается на Лео, а он в ответ откидывается на спинку стула и зло смотрит на меня:
– Мне начинает это надоедать, Эстель. Да, ты мне нравишься как девушка. Да, я тебе не нравлюсь как парень. Но мы дружили! Я хранил твои секреты, ты мои. Не перечеркивай нашу дружбу, не будь так глупа.
Мне становится не по себе, и я опускаю голову:
– Я просто устала – дело не в тебе.
– Да я понял! Будь добра, поведай, в чем дело. Может, помогу, а может, нет. Но хоть выслушаю.
Вдруг я вспоминаю, как плакала у него на плече и рассказала про случившееся на маскараде. Это был последний раз, когда я говорила с ним по душам. Но он понял меня, не осудил и даже пробовал утешить.
– Ты помнишь Квантана Делиона? – неуверенно начинаю я, и Лео кивает:
– Парень, который спал с невестой Алекса и по совместительству – твой первый поцелуй.
Я горько хмыкаю:
– Когда ты начинаешь говорить о нем и ситуации в целом в таком тоне, у меня пропадает желание что-либо тебе рассказывать.
Он делает глоток кофе и машет рукой:
– Давай, Эль. Ближе к делу – что там с Делионом?
– Сегодня у меня назначено с ним свидание.
Лео смотрит на меня с изумлением:
– И как так вышло?
Я пожимаю плечами.
– Не знаю, с чего начать, – признаюсь я.
– С самого главного, – подбадривает мой друг.
И меня прорывает. Я рассказываю о двух годах томления и о том, что чувствую. Эмоции настолько сильные, что в какой-то момент мой голос начинает дрожать. Я говорю про нашу встречу с Квантаном и про то, как он вспомнил меня. Не утаиваю и разговор с Алексом, передаю его реакцию на одно лишь упоминание о Делионе. А потом замолкаю и нервно мну салфетку. После того как я поделилась сокровенным и высказала все мысли вслух, ощущение, что я ненормальная, крепко засело в моей голове. Ведь ситуация и мое к ней отношение не являются обыденными. Я готовлюсь выслушать насмешки и упреки, но Лео вновь удивляет меня.
– Ты должна пойти, – говорит он уверенно.
– Почему? – спрашиваю я.
Мне хочется услышать внятный и развернутый ответ, почему я должна так поступить.
– Потому что, если ты не пойдешь, будешь жалеть об этом всю жизнь. А если пойдешь, может, все равно пожалеешь. Но не надо принимать решения, опираясь на чувства и реакции других людей. У Алекса – своя жизнь, свой выбор и свои поступки. У тебя – свои, и ты в ответе за свое счастье, Эстель.
– Но он мой брат, – пытаюсь оправдать я сомнения.
Лео хмурится:
– А ты для себя кто? Тебе нужно разобраться в своих чувствах к этому Делиону. Понять, кусок ли он дерьма, и, если нет, это судьба, любовь или что-то другое. Глупо его упускать ради Алекса. Думаешь, он оценит?
– Лео, ты не понимаешь. Мано изменяла ему с ним!
– И что? Эль, знаешь что я тебе скажу? Надо думать о себе и делать для себя! Мой отец избивал меня всю жизнь, и в этом только моя вина. Я мог пойти в организацию по защите детей, пожаловаться в школе и полиции, но я придумывал, как вечно падаю и ударяюсь. Я прикрывал его, думал о нем и жалел его! Понимаешь? В один прекрасный день он спустил меня с лестницы.
Я ловлю его руку и сжимаю в своей:
– Мне очень жаль, Лео. Но у нас разные ситуации.
– Ситуации, конечно, разные, а вывод один: нужно думать о себе. Никто и никогда не оценит твою жертву. Никто и никогда не скажет тебе спасибо за нее. Тем более Алекс. Он даже не будет знать о ней. Жертвенность всегда воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Ты должна пойти.
– Я не знаю, Лео. Я ни в чем не уверена.
– Знаешь, о чем я думал, когда приехали парамедики? Какого черта я молчал? Почему не думал о себе и не защитил себя? Ведь я был уверен, что сломал спину и останусь инвалидом. Я лежал с дикой болью во всем теле и думал об одном: каким идиотом был. Я не говорю, что ситуации похожи. Лишь хочу сказать, что жизнь не черно-белая. Нет правильного и плохого. Есть твой выбор и то, как ты определяешь себя, идешь по жизни. Моим выбором было стать жертвой, которую избивают, а она молчит. И, пока до меня не дошло, что меня могут покалечить на всю жизнь, я не изменил своего выбора.
– Ты был ребенком, а дети не должны искать защиты от родителей.
Лео качает головой:
– В мире нет такого понятия «должно быть». Происходит разное. Поэтому, если ты здесь, – он указывает ладонью на сердце, – чувствуешь, что тебе нужно быть сегодня в семь часов вечера у «Шекспира и его компании», будь там, Эль. Вероятно, ты разочаруешься в Делионе. А может, поймешь, что он – любовь твоей жизни. Но этот выбор нужно принимать со всей серьезностью, понимая последствия. Ведь после того, как я пожаловался на отца, я прошел через миллион неприятных допросов и стал свидетелем того, как его упекли за решетку. По моей инициативе! Я упрятал его туда. В глубине души до сих пор сидит чувство вины, будто он там из-за меня. Это мне кричала мать. Но я-то знаю: это был его выбор – спустить меня с лестницы, его выбор – избивать меня, и этот выбор привел его в тюрьму, а не я.
