– Я никогда не видел тебя настолько живой, – произносит за моей спиной Лео, и я улыбаюсь ему, открывая ноутбук.
Он молча садится рядом, и мы начинаем листать снимки. Я сразу отбираю лучшие. Я не буду их обрабатывать, даже эффект не наложу. Эти снимки должны быть «голыми», настоящими. И они получились. Искренняя улыбка – всегда прекрасна. Даже если у вас кривые зубы и морщинки вокруг глаз. Ведь это прекрасно, когда человек неподдельно смеется, его глаза сверкают, на щеках выступают ямочки и он выглядит счастливым. Родимое пятно может стать вашей визитной карточкой, вы будто прибыли из фэнтезийного мира – некая таинственная волшебница. Нос же подчеркивает ваш характер. Добавляет некую царственность и даже аристократичность. Шрамы же – показатель вашей силы перед трудностями, которые послала вам жизнь. И все это прекрасно, все это красиво, все эти люди прекрасны и красивы. С этими мыслями я отправляю фотографии Арно и спустя пять минут получаю ответ.
«Очень здорово вышло. Я напишу текст, и запустим в сеть».
Арно не особо многословный. Но я знаю – он не стал бы брать ерунду. Он дал мне шанс показать себя, но не давал гарантий, что из этого что-то выйдет.
«Спасибо», – печатаю я в ответ и радостно улыбаюсь.
– Кажется, у меня получилось, Лео, – счастливо сообщаю я, и он легонько гладит меня по спине.
– У тебя точно все получилось, – говорит он, делая ударение на слове «точно».
А в моей душе разрастается чувство, что я сделала нечто очень важное. Я искренне надеюсь, что эти фотографии помогут некоторым людям по-новому взглянуть на себя и увидеть свою красоту, понять и полюбить себя.
«Ты красивая». Это приятно. Это то, что хочется слышать. Но это не главное. Никто никогда не полюбит тебя за внешность. Не полюбит по-настоящему. Никто никогда не свернет горы ради красоты. Не достанет звезду с неба. Не проведет с тобой всю жизнь. Ведь красота не вечна. В каждом из нас есть нечто более глубокое, ценное, важное. То, что сможет перевернуть мир другого человека. Его душу. Разжечь огонь в сердце. Если же переворота не произошло, то все неважно, все напрасно и не имеет смысла. Никакая красота не заполнит этот пробел.
Банально? Да! Но все же важно? Несомненно!
Нет разницы, маленький ли у тебя нос, полные ли губы. Вписываешься ли ты в анорексические каноны красоты или, напротив, сделанный ли у тебя зад а-ля Ким К. Главное – быть собой. Любить себя. Ценить. И улыбаться. Это сложно. В мире фотошопа, женщин- трансформеров, красивых картинок Инстаграма. Но в этом скрыт путь к счастью, гармонии и красоте. Как внешней, так и внутренней. Не бойся быть собой. Не бойся своей индивидуальности. Неидеальность прекраснее и интереснее, так как не имеет границ и рамок. Не ограничивай себя – ты бесконечность.
* * *
Наступает долгожданная суббота. Мари прожужжала нам все уши об организации этого вечера. Мне кажется, она и папу достала. Если бы не Марион, я никогда в жизни не согласилась бы пойти на этот прием.
Я сижу на ее постели, умирая от скуки. Еще целых пять часов до начала мероприятия, а она уже надела нижнее белье, чулки и даже туфли на высоченных каблуках. И, словно звезда из порнофильма, стоит перед зеркалом и критически разглядывает свою фигуру. Кружево красиво подчеркивает ее грудь, а трусики почти прозрачные. Если есть человек, не обладающий и каплей смущения, то это моя сестра.
– Мар, ты можешь одеться? – бурчу я, устало откидываясь на подушку.
– Интересно, что есть у меня, чего нет у тебя? – невинно интересуется она, изображая жалкое подобие тверка. – Конечно, кроме мозгов, – тут же добавляет она, и я хмыкаю.
Она красивая, в ней есть что-то утонченное и в то же время безумно сексапильное. Но я вижу, как хмурятся ее брови, как она ломает пальцы рук и нервно отбрасывает волосы за спину.
Больше не могу смотреть, как она себя изводит:
– Мар, я пойду пройдусь немного с камерой.
Она застывает.
– Только не опаздывай на вечер, – умоляюще просит она.
Я встала с постели и направляюсь к двери:
– Я буду через два часа, и мы вместе пойдем туда. Пожалуйста, не нервничай.
Марион кивает и продолжает смотреть на себя в зеркало. Я знаю, она не слышит меня, пребывая в собственных мыслях.
Фотография помогает отвлечься. Я гуляю по любимому городу и снимаю его таким, каким вижу лишь я. Люди на террасах в кафе, старинные здания с красивой лепкой, слегка пожелтевшие деревья – на дворе осень, очень теплая и уютная. Я иду вдоль бульвара Сен-Доминик, сохраняя в карте памяти маленькие уютные кафешки, улочки и счастливых туристов, стараясь поймать нужный ракурс и создать прекрасные снимки.
Через три часа, счастливая и удовлетворенная, я возвращаюсь домой.
Марион встречает меня упреком:
– Ты сказала, что придешь через два часа! Я столько тебе звонила!
– Я потеряла счет времени, прости, а телефон забыла дома. Не переживай, я тут! До приема целых два часа, Марион. Честно, тебе нужно успокоиться.
Она тяжело вздыхает:
– Ты права, извини. Иди одевайся.
Я обнимаю ее.
– Все будет хорошо, – в сотый раз повторяю я.
Я решаю надеть классический костюм цвета слоновой кости и черный топ. Волосы закалываю, чтобы мои розовые кончики не слишком бросались в глаза. Марион стучится ко мне в комнату. Она в длинном черном платье, корсет которого выгодно подчеркивает ее грудь и талию. Выглядит элегантно и при этом дико притягательно, соблазнительно. Зеленые глаза горят на фоне черной подводки, а в ушах поблескивают изумрудные серьги.
– Тебе очень идет, – хвалит она меня. – А ну, покрутись.
Я медленно поворачиваюсь, будто в замедленной съемке.
– Да, стильно и со вкусом вышло.
– Какие же вы у меня красавицы! – Папа улыбается, стоя в дверном проеме. – Я очень рад, что вы согласились пойти. Для меня это многое значит, – признается он и разводит руки в стороны: – Как насчет обнять меня, милые дочери?
Лицо Марион каменеет, и она дарит папе вежливую улыбку. Всякий раз, когда он называет ее дочерью или проявляет телячьи нежности, она слегка напрягается, но никогда его не обижает. Напротив, быстрее меня подбегает и бросается ему на шею.
– Обещаем чаще радоваться твоим достижениям и отмечать их вместе с тобой! – говорит она, и улыбка Антуана становится шире.
– Два года этот дом пустовал без вас, но в конце этого года вы окончите школу и наверняка оставите своего старика, – в его голосе звучат нотки грусти.
– Мы всегда рядом, – успокаиваю я его и целую в щеку. – И, даже если мы не ходим с тобой на званые вечера, это не значит, что мы тебя не любим.
Папа горько хмыкает:
– Когда ты была маленькой, я сказал тебе, что, если не живу в США и не вожу тебя каждый день в школу, это не значит, что я тебя не люблю. Теперь дочь выросла, и мы с ней поменялись местами.
