Я презрительно смотрю ему в глаза.
– Вы? – ехидно переспрашиваю я.
Он поджимает губы:
– Сядь!
Но я уже иду в сторону выхода. Я думала, этот год начну иначе. Действительно не хотела никаких приключений в школе – лишь отучиться и получить наконец аттестат. Но есть люди, которые не дают шанса, а судят за прошлые ошибки, даже не пытаясь узнать вас лично. Мой классный руководитель оказался именно таким. Я готова проявлять уважение, когда получаю его от другого человека. Но если меня унижают у всех на виду… Нет, я не могу молчать в тряпочку и терпеть. Я буду отвечать. Всем и каждому. Да, я не ангел, но остаюсь человеком, личностью. Об меня нельзя вытирать ноги.
Марион ждет меня в коридоре. Она знала, что я не останусь в кабинете.
– Такую сволочь мы давненько не встречали, – говорит она. – Что будем делать? Из школы нам не выйти, а звонок прозвенит через 30 минут.
Я кидаю рюкзак на пол и запрыгиваю на подоконник.
– Переждем тут.
– Я одного не понимаю, зачем ему понадобилось на виду у всего класса демонстративно тебя пересаживать?
– Это было его способом сказать мне, что он не будет терпеть.
– Но ты ничего плохого не успела сделать! – возмущенно восклицает Мар.
– Я сама виновата, – серьезно говорю я, пожимая плечами. – Каждый человек является суммой своих поступков, а не намерений.
Она громко фыркает, и ее глаза злобно сверкают.
– Знаешь что? Да кто все вокруг такие, чтобы судить тебя за твои поступки! – чуть ли не кричит Марион. – Кто такой этот Вьяно, чтобы унижать тебя перед всем классом?! Знаешь кто, Эль? Одно большое НИКТО.
Она запрыгивает на широкий белый подоконник и смотрит на меня в упор.
– Этот мир станет проще и лучше, если люди спустятся на землю и каждый раз, прежде чем осудить другого, будут задавать себе чертов вопрос: «Кто я такой?»
– Не нервничай, Мар, – прошу я, и она хмыкает:
– Нервничать? Я никогда не трачу свое время на ерунду.
– Что же ты делаешь? – с улыбкой спрашиваю я.
– Готовлю план мести, – серьезно отвечает она, и я начинаю тихо смеяться.
– Давай без мести. Просто закончим эту долбаную школу, ладно?
В коридоре вновь громко хлопает дверь, мы приподнимаем головы и видим злого и до ужаса возмущенного Валентина.
– Этот ублюдок меня еще воспитывать будет, – громко произносит он. – Видите ли, я должен был сделать выводы и прийти в школу с серьезными намерениями! Да я, мать его, и пришел в школу с серьезными намерениями, пока он не принялся объяснять мне, какой я тупица! При всем классе!
Марион двигается ближе ко мне и хлопает по пустому месту на подоконнике:
– В нашем клубе «Вьяно-импотент» прибавление.
Вал швыряет свой рюкзак рядом с моим и садится вместе с нами.
– А почему именно импотент? – интересуется он.
– Это чтобы тебя отвлечь, – говорю я. – Любое словечко с сексуальным подтекстом, даже такое, действует на тебя отрезвляюще, – шучу я, и он улыбается.
– 1: 0 в твою пользу, – говорит Вал. Затем облокачивается на окно и устало вздыхает: – Серьезно, у этого чувака не все дома… Вот тебе и первый день в школе.
Хлопок двери. Снова. И мы встречаемся с веселым взглядом Лео.
– Для меня местечко найдется? – спрашивает он, и Валентин хмыкает:
– А ты почему вылез? Или причина несдачи экзаменов в виде пребывания в больнице его не впечатлила?
«Пребывание в больнице…» – проносится у меня в голове. Я смотрю на Лео, и он слегка хмурится.
– Да пошел он, – тихо выругавшись, он кидает свой рюкзак в кучу.
Я двигаюсь к Марион, освобождая место рядом с собой.
– Прыгай ко мне, – говорю я, и Лео кивает. – Ты ничего не писал про больницу, – я внимательно изучаю его лицо.
– А ты ничего не писала о своей бурной школьной деятельности, – подмечает Лео, улыбнувшись. – Было бы любопытно заглянуть в твое дело.
– Не переводи стрелки. Почему ты был в больнице?
Он начинает барабанить ногами по стене.
– Упал с лестницы, сломал ногу и пару ребер, слегка повредил спину. Восстанавливался полгода или около того. Ну, знаешь, физиотерапия, и все дела.
Я с ужасом смотрю на него. Он, не моргая, смотрит в ответ, затем его взгляд опускается мне на плечо, и теплые пальцы касаются моей кожи, приподнимая майку.
– Да ладно! Это что, татуировка?!
Я стряхиваю его руку.
– Не трогай меня, – прозвучало слишком резко, но мне неприятно, когда посторонние люди прикасаются ко мне без разрешения. «Это же Лео», – говорит мне подсознание, но тело не согласно. Тем более я сильно злюсь.
– Как ты мог упасть с лестницы? Тебя толкнули?
Его лицо меняется, он старается быстро скрыть обиду и растерянность. И тут до меня доходит… его действительно толкнули.
– Ты по-прежнему живешь с родителями? – тихо спрашиваю я.
В голове мелькает ужасное предположение.
Он резко качает головой:
– Сестра снимает мне студию, прямо через дорогу от школы. Плюс я сам подрабатываю официантом в кафе.
Я прикусываю губу. Он выглядит растерянным.
Мне становится не по себе. Я больше не хочу задавать вопросы – хочу лишь немного утешить его и легонько провожу рукой по волосам.
– Ты не писала, что стала такой красоткой, – вдруг говорит он с улыбкой.
– А ты не писал, что стал таким красавчиком, – заявляю я в ответ, радуясь, что тема падения закрыта.
– Потому что для тебя это никогда не имело значения, – серьезно отвечает он. – Я все тот же Лео.
Я хотела бы сказать, что я – та же Эль, но это не так. Я не та наивная, добрая пятнадцатилетняя девочка. Проблема в том, что я не знаю, какая я. Если бы мне нужно было писать о себе книгу, понятия не имею, какими словами я описала бы себя. Я отодвигаюсь от него и слезаю с подоконника. Лео вопросительно смотрит на меня, и я решаю сменить тему.
– У тебя не осталось никаких шрамов? – спрашиваю я, а он непонимающе хмурится, я тут же спешу объясниться: – Я ищу моделей для одного социального проекта…
Но Марион не дает мне договорить:
– Беги, Лео, пока не поздно. Проекты и Эль тебя затянут и утащат к себе в нескончаемое рабство. Это единственное, о чем она может говорить часами, даже если ты уже спишь и давно ее не слушаешь.
– Люди не меняются, – шутит он, глядя на ее ухмылку.
А Вал, в свою очередь, хохочет.
Я громко посылаю ее, и именно на этом нас застает директор. Четыре ученика, все второгодники, сидят на подоконнике, орут, матерятся и смеются, вместо того чтобы быть на уроке. Есть ли ему дело до того, что чувства каждого из нас были задеты самодуром-преподавателем? Конечно, нет. И в первый же день мы получаем по часу наказания после школы. Потому что всем плевать – разбираться никто не будет. Потому что все вокруг слишком любят делать скоропалительные выводы.
