Жан-Люк никогда не пытался заменить мне отца. Он, скорее, является моим хорошим другом. Антуан же действительно выполняет обязательства самого лучшего папы на свете. Даже когда нас разделял океан. Я долго жила в Нью-Йорке вместе с мамой и Жан-Люком. Папа остался в Париже и, несмотря на работу, отнимающую все время, чаще мамы справлялся о моей успеваемости в школе и при необходимости нанимал репетиторов, чтобы я не отставала, поддерживал любые мои начинания. Антуан серьезен, Луиза легкомысленна. Она никогда не проверяла мой дневник, часто выступала соучастником прогулов. Вообще, жизнь в ее представлении проста: что хочешь, то и делай. Антуан считает такое воспитание неподходящим для современных детей, которым придется выживать в жестоком конкурентном мире. Но для моей мамы он отнюдь не жестокий. Она красивая, умная, уверенная в себе и всегда веселая. Ей все дается легко, я тоже хочу быть такой. Ведь другие взрослые – серые, уставшие, замкнутые – не вызывают вдохновения! Моя же мама – фейерверк. Мне кажется, именно это качество мой отец любит в ней больше всего, но, сам того не замечая, своими поучениями чрезмерно воспитывал ее и тушил этот огонек. Прозвучит банально, но они не созданы друг для друга. Я каждый раз удивляюсь, вспоминая, что когда-то их объединила большая и яркая любовь. Об этом мне поведала все та же бабушка Элеонор. Она с сияющими глазами рассказывала, как Антуан ухаживал за Луизой и насколько эти «дети» были счастливы вместе. Я же, видя, как они постоянно спорят, начинаю сомневаться, что одной любви достаточно. Струна между ними бывает натянута до предела. Но папа всегда уступает: стоит маме показать, что она расстроена, как он успокаивается и ему становится совестно. Луиза говорит, что женская сила заключается в слабости. Это приводит к мысли, что она манипулирует отцом, а он, если и догадывается о ее мотивах, ничего не может с собой поделать. Ему категорически не нравится ее расстраивать.
Мы долго жили на разных концах света, но я знала, что так будет не всегда. В один прекрасный день Жан-Люк решил переехать в Индию, точнее на Гоа, в поисках вдохновения. Разумеется, они с мамой не видели в этом проблемы. Я лишь должна была собрать свои вещи, переехать вместе с ними, учиться на дому с репетиторами и радоваться жизни. В тот момент я осознала, почему мой папа возмущается, контактируя с этой сумасшедшей парочкой. Я попыталась объяснить, что у меня три последних важных года в школе и что все мои друзья живут на Манхэттене. Но мне отвечали с улыбкой и энтузиазмом: «Эль, детка, это же так здорово! Ты заведешь новых друзей, посмотришь новую страну, проникнешься невероятным местным колоритом. Ты ведь так любишь индийскую кухню!» Мне хотелось орать. Какая, к черту, кухня?! Парень из параллельного класса позвал меня на свидание, и в школе скоро осенний бал! Я стала фотографом в газете, и вообще все мои мечты едва начали сбываться. Но мне сказали, что в моей жизни будет еще много разных парней и что нужно смотреть на ситуацию шире. Сейчас жизнь дает великолепный шанс!
Недолго думая я позвонила папе. Рассказав обо всем, стараясь не слишком сгущать краски и не жаловаться на маму, я спросила, могу ли пожить с ним. Я была готова переехать в Париж, но не на Гоа. Мама сначала хотела обидеться на меня, но я не позволила.
– Ты делаешь что хочешь, – глядя ей в глаза, произнесла я. – И я делаю что хочу. Даже не думай обижаться – твои манипуляции работают только с папой.
Повисла тишина. Мне стало казаться, что я перегнула палку, но мама неожиданно расхохоталась, обняла меня, назвала «своей дочерью» и отпустила в Париж. Так в возрасте пятнадцати лет я села в маленький частный самолет отца, который через несколько часов приземлился в маленьком аэропорту Парижа – Бурже. И началась моя новая французская жизнь.
В тот момент я испытывала смешанные чувства. Когда тебе пятнадцать, переезжать в другую страну и идти в новую школу – довольно серьезное испытание. В старой школе я пользовалась популярностью. Модная француженка из богемной семьи – таков был мой имидж и визитная карточка. Много друзей, планы на каждые выходные – в общем, жизнь била ключом. Переезд словно отбросил меня назад. Во-первых, мне казалось, что я хорошо говорю по-французски, но скоро выяснилось, что лексикон моих родителей сильно отличается от тех словечек, которые используют местные подростки. Во-вторых, в парижской школе никого не удивишь французской модой. В-третьих, возникла проблема в лице сводной сестры. Если Мари – нынешняя жена моего отца – была президентом «всемирной ассоциации стерв», то ее дочка Марион занимала должность зама. Она была одной из самых популярных девочек в школе и сторонилась меня. Однажды Марион устроила грандиозную вечеринку, пока родители отсутствовали. На следующий день она разболтала всем, что я наябедничала о ее поступке отцу, и что больше никаких вечеринок в нашем доме не будет. А что подростки ненавидят больше всего на свете? Правильно, ябед! В категорию которых я угодила из-за Марион. А ведь я не просто ничего никому не рассказала о вечеринке. Я, черт возьми, помогла устранить ее последствия. Но жизнь несправедлива – это был мой первый урок. Я встретила удар со всем достоинством, на которое только была способна: высоко подняв голову, ходила одна по коридорам новой школы, не разговаривала с сестрой и не лезла в ее компанию. Чтобы справиться с одиночеством, я начала вести дневник, где изливала душу. Очень скоро вокруг меня образовался ореол загадочности. Люди сами начали подходить, знакомиться, интересоваться. Только друзей среди них я не видела.
Своего первого друга я нашла во время общей лабораторной по химии. Им стал Лео. Наш дуэт и химия оказались несовместимыми элементами в прямом смысле слова. Через десять минут после начала лабораторной из нашей колбочки повалил такой вязкий и вонючий дым, что учительнице пришлось эвакуировать класс. Она в бешенстве влепила нам по нулям и оставила на два часа после уроков. Это стало отличным началом дружбы. Лео был ниже меня ростом и с мягкими чертами лица, усеянного подростковыми прыщами, которые не прибавляли ему уверенности. У него имелась своя компашка из числа изгоев, куда входили Валентин, Габриэль и Софи. Скоро я стала частью этой компании, и меня абсолютно не волновало, что я занимаю самые низкие ступени на социальной лестнице школы. У меня были друзья, повернутые на роке, сумасшедшие и очень веселые. Они быстро научили меня всем французским ругательствам и показали клевые места в Париже. Казалось, жизнь стала налаживаться.
Мое увлечение фотографией не прошло, а, напротив, росло с каждым днем. Заметив это, папа решил сделать мне подарок. Мы отправились в магазин, где он купил сразу две камеры – винтажную пленочную и цифровую. Мы вместе выбирали объективы, сумки и прочие мелочи. Это был прекрасный день, несмотря на то что нам пришлось вернуться домой к двум мегерам. С Марион мы по-прежнему не разговариваем, с Мари обмениваемся короткими фразами. Каникулы я провожу с мамой на Гоа. Они с Жан-Люком увлеклись буддизмом, меня эта тема тоже заинтересовала. Я продолжаю вести дневник, в котором все чаще мелькают смешные истории из жизни.
Жалею ли я о переезде? Конечно, нет. Он открыл мне глаза на многие банальные, но важные жизненные аспекты. Например, что не стоит гнаться за популярностью. Ведь не важно, сколько людей о тебе знают, если среди них нет ни одного верного друга. Так что я не жалею о переезде. Ведь теперь я живу в самом прекрасном городе мира, который меня вдохновляет. Недавно даже захотелось написать книгу, взяв за основу свою жизнь. Напечатав пару листов, я поняла, что на данный момент это и есть вся моя история. Что ж, негусто… Написание было на время отложено, документ переименован в «Сумасшедшую историю» и сохранен на жестком диске наряду с прочей чушью, которую я иногда пишу. Но однажды я напишу автобиографию или подростковый роман. Опишу в нем свой Париж, любимые кафе и улочки, придумаю идеального парня, в которого вместе со мной влюбится каждая девушка, открывшая эту книгу…
