– Кто здесь?!
Должен видеть меня. Но… Слепой? Машу рукой. Монах не реагирует. Значит, не ошибся.
– Мичман Суздалев! – кричу бойко, рапортуя. Привычно. Знакомые слова так и слетают с языка.
Монах замирает. Перекладывает в одну руку топор, другой ищет стену. Нет ее с той стороны. Брешь как раз. Такая, что два экипажа спокойно проедут и не заденут друг друга колесами.
Сейчас многого нет.
– Суздалев? – монах снова перекладывает топор и уже другой рукой ищет стену с левой стороны. Находит края амбразуры. Вздыхает облегченно. Шагает ко мне.
– Ага. Мичман. Поэт. И я не выл, я стихи декламировал.
– Выл, – коротко сказал монах, добредая до меня. Потом тяжело опустился на пол, блаженно вытягивая ноги, голая стопа разбита в кровь. – Кричал тоскливо. Пришел тебя утешить.
– Топором?
– Словом Божьим, мичман Суздалев. Топор будет других утешать. Англичане уже в крепости?
– Не видел никого.
– Потому и живой, – назидательно сказал старец и вздохнул. – Я тоже никого не вижу. Слепой. Не спрашивай: не от рождения, пострадал я в битве великой! Теперь вижу только тени неясные. Мечутся. Вжик-вжик. Шныряют туда-сюда, подкрадываются незаметно! Душу мою хотят выкрасть! Только кукиш вам! Видели! – закричал старик, показывая фигу вокруг. Заводил огромным кулаком. Пальцы сжаты – побелили от напряжения. Мир стал тесен. Я съёжился, пряча голову в плечи. Монах продолжил уже спокойно, быстро отойдя, буднично. – Знавал я одного Суздалева, но тот бергмейстером представился. Гоняли мы с ним бесов по погосту, да диких людей. Вот там нечисти, Боже спаси и сохрани! Тьма! Не каждый христианин выживет. Ты бы точно не выжил! Я чудом спасся, а бергмейстер, думаю, сгинул навсегда, собой жертвуя ради меня. Святой человек.
– Правда?
– Знаешь его?
Я подумал. Сделал анализ. Включил математический ум. Выключил. Словно в комнату в пустую вошел, а не в голову.
– Нет. Это же горный мастер, а я с флота. Мичман. У нас шахт во флоте нет. И как поэта его тоже не знаю. В поэзии я один – Суздалев. Наверное, великий. Может, даже гениальный, – осторожно предположил я, подчеркивая последнее слово. – Чувствую.
– И до тебя добрались бесы, – вздохнул с сожалением монах, – не успею изгнать. Давай, посмотри, что там.
Я привстал. Приник к амбразуре. Холодный порыв ветра тронул лицо, заставляя сощуриться. Признал во мне своего знакомого, залез в рваную куртку и пригрелся на груди. Я содрогнулся от приступа бронхитного кашля. Вытер выступившие слезы, говоря:
– Кажись, броненосец начал курсировать вдоль берега. Уходит. Куда?
– Вестимо, куда! В Колу. Гореть городу снова.
– Надо бы солдат собрать.
– Зачем?
– Вельботы к нам лихо идут. Большие шлюпки болтаются в волнах. Кажись, пять вижу.
– Много. Нас зачистят, пока Колу станут обстреливать, потом на обратном пути десант подберут и, как и не было англичан. Опять пару лет станем восстанавливаться. Всё это будет уже без нас.
– Точно без меня. Истину говоришь. Мне… – я вдруг вспомнил. – В Кандалакшу надо. Дело у меня там важное. Казенное, с печатями, – для пущей солидности добавил я и быстро сменил тему, исключая возможные вопросы, потому что ответов не знал. – Где все? Гарнизон? Обыватели? – спросил я, оборачиваясь к монаху.
– Здесь, – старик весомо покивал головой, – все здесь. Гарнизон днем бесы рвали. Пока я топор искал и шел на выручку, война началась. Тебе тоже топор нужен.
– Мне бы винтовку. Может, видел где?
– Не дерзи мне, – посуровел слепой монах и даже нос его заострился. – Не видел. Но знаю, где есть. Упреждаю твой вопрос. Пойдем. Покажу место.
Глава 19
– Здесь, – громко сказал монах и отпустил мое плечо. Я облегченно выдохнул. Старик не стеснялся использовать меня не только в качестве поводыря, но и костыля. От этого позвоночник иногда трещал. Бежали мы долго по разрушенным коридорам, минули не одну подсобку. Зайти в них из-за упрямства старика не представлялось возможным.
– Оружейная! Заходи! Да торопись, парень!
Я посмотрел на большой амбарный замок, скрепляющие скобы створок дверей. Вздохнул. Сейчас бы ломик пригодился. Или топор. Я покосился на оружие в руках слепого старца. Ветер растрепал его и без того нечёсаные волосы, всячески исключая набожный и благоверный вид.
– Тут замок.
– Где? – монах зашарил по доскам двери рукой. Ухватился лапищей за ржавую душку замка. Но не успел ничего сделать. Двери с протяжным скрипом выпали из косяков, открывая разбитое помещение. Отсутствовал простенок и, кажется, в глухую комнату упала крыша.
– Бери. Там много! Я знаю!
Я посмотрел на груды кирпича. Поломанные старые пыльные доски. Опасные острые щепы. И увидел в этом хламе двуручную пилу. Идеально чистенькую. Прошелся к шанцевому инструменту. Поковырялся в мусоре и вытащил малую саперскую лопатку.
– А я что говорил?! Много! Патронов бери побольше, – всячески напутствовал слепой монах. – Ящик бери! И торопись. Я место знаю! Займем позицию, долго нас будут выкуривать. Гранат нет?
– Нет, – ответил я и с тоской посмотрел на лопатку. Потом, пожав плечом, засунул ее за спину под пояс.
– Бежим!
– Ага.
В коридоре монах опять цепко схватился за плечо, показывая направление.
– На колокольню пойдем! Оттуда вид красивый перед смертью будет.
– Нет больше колокольни.
– Как нет? Точно знаешь? – изумился старец, дыша чесноком в лицо.
– Точно.
– Тогда всё равно, где умирать. Ты ведь понимаешь, что сдаться у нас не получится?
– Еще как понимаю.
– Даже если бы ты мичманом не был, то всё равно без шансов! Понимаешь? Ты должен знать, парень, к чему готовиться. Для чего десант сюда плывет. Но ты не бойся, с нами Бог. Умирать легко. Особенно за правое дело.
– Идем уже, – я всё еще надеялся найти винтовку.
А нашли мы пушку.
В разбитом каземате услышали отчаянный крик и застали картину непонятную – солдата, поднимающего орудие. У пушки не было одного колеса, и под разбитый лафет фейерверкер
[34] пытался подсунуть ящик.
На нас кинулся с трехгранным штыком, но признав монаха, ругаться стал еще отчаяннее. Когда немного успокоился, в словах появился смысл:
– Рад видеть тебя, брат Матвей, в полном здравии! Ни бесы, ни пули, ни снаряды тебя не берут. А у меня тут вся команда во главе с унтером полегла! Семнадцать человек! Один я дошел до казематов! А нет укреплений! И пушки разбиты! Одна целая, но без колеса!
