В разгар веселья, когда я в очередной раз попытался отдать Карху варежки (чтобы она хоть руки погрела), а она меня пожелала накормить олениной с брусникой, ко мне на шкуры приполз волк. Был он сыт и безразличен. Глаза у зверя закрывались, а торчащие уши слушали погост и как-то ориентировались в гаме звуков.
– Один ты мне верный товарищ!
Волк зевнул и задремал с торчащими ушами.
– Нет. Не товарищ, – подумав и глядя на зверя, сказал я и прилег на его спину.
У меня задремать не получилось. Встрепенулись оба, услышав крик. Резко поднялись. Волк первым бросился на звук. Гейду остановилась, бросая танец, и недоуменно посмотрела в ту сторону, куда мы сорвались. Бубен замолчал, издав на прощанье тревожную вибрацию. Отчаянный женский крик повторился.
– Негостай, – сказал молодой лопарь и взволновано посмотрел по сторонам.
– Забыл про свою жену! – проворчала старая женщина, трогаясь в темноту. За ней потянулись все остальные.
– Хороший знак, – пробормотал шаман, – родится девочка в день большого праздника весны. Духи к ней станут особенно добры.
– Я хотел мальчика, – расстроился оленевод. Он поравнялся и зашагал рядом с нойдом. Старик легонько прикоснулся к нему.
– Вижу одних девочек. Много.
– Как это много?
– Каждый раз, рожая, жена будет приносить тебе дочь.
– У меня уже есть три!
– Я знаю. Будет еще восемь. Это огромное счастье. Твоя жена настоящая красавица и очень-очень плодовита.
Лопарь остановился. Его обтекали со всех сторон, толкали, но парень ничего не замечал, оставаясь в темноте один.
Возле нили
[25] построен большой холодный шалаш без очага. Мы с волком замерли. Крик шел оттуда. Гейду всунула мне в руки тлеющий пучок травы и скользнула следом за пожилыми женщинами. Все они быстро и сноровисто раздевали роженицу. Голая, она изгибалась, и по снегу то и дело скользили длинные черные волосы. Шаман встал рядом, застучал в бубен.
– Сесса
[26] тоже хорошая. Опытная и умелая. У такой рожать легко, – кивнул он на одну из женщин, – девочка определенно не простая появится на свет. Ей везет. Видишь знаки? Даже звезды к ней тянутся. Первые две уже начали писать имя.
Я ничего не видел, но на всякий случай кивнул с пониманием.
– А что с травой делать? – спросил я, глядя на чужое возбуждение и показывая тлеющий пучок.
– Нюхай.
– Где отец? – закричала гейду, оборачиваясь к лопарям. – Пускай готовит воду!
Женщины держали неспокойную роженицу подмышками, не давая ей полностью сесть, удерживая на полусогнутых ногах. Гладили бока живота, задавали ритм дыхания, показывая, как надо дышать.
– Да что ты, как в первый раз! Тужься! – рычала гейду. Она приняла плод. Быстро обтерла ребенка снегом, не прикасаясь к голове, и показала красный комочек из шалаша людям.
– Девочка, – сказала Карху. Ребенок заплакал. Шаман улыбнулся. И перестал играть.
– Морэм, – дал он имя. Наверное, звезды дописали.
Гейду кивнула, соглашаясь, и сунула ребенка матери, которую уже оттащили на шкуры. Прибежал отец с чистыми тряпками и котелком горячей воды. Чуть не столкнулся с Карху на выходе. Испуганно посторонился. Гейду вышла и устало вздохнула.
– Наступят времена, когда женщины будут рожать лежа, – вдруг сказал шаман, озаренный виденьем. – Мир перевернется, и железные олени поскачут по небу.
Саами вокруг заулыбались, начиналась очередная стариковская сказка. А там, где новая сказка, там и продолжение старого праздника.
– Ты еще скажи, что они спать будут, когда станут рожать, – вскричала беззубая бабка, и на ее слова тут же отозвались смехом. – Закрыла глазки, открыла – ребеночек! – старуха заходилась в смехе от придуманной шутки и вытирала слезы.
– Не все, но будут, – сказал шаман и пожал плечом.
Волк схватил меня за край куртки и потащил в темноту.
– Мне иногда тоже кажется, что я сплю, – пробормотал я ему, быстро переставляя ноги. – Куда ты меня тащишь? Отцепись.
Волк упрямо зарычал, не отпуская край куртки.
Глава 14
Мы сразу вступили в темноту, оставляя людей позади себя. Оживленный шум голосов, отдаляясь при каждом шаге, пропадал и глох. Мрачные силуэты малорослых деревьев смыкались за спиной, закрывая прежние видения, оставляя меня наедине с суровой зимней природой. Утоптанный снег скрипел под ногами. Пронзительно и протестующе визжал каждой разбуженной снежинкой. Я почти бежал. Волк обозленно рычал, не ослабляя хватку – сшитые шкуры трещали. Зверь дико вращал глазами. Нет-нет, да и мигали они адским пламенем. Чего так обозлился? Взбесился не иначе!
– Да что тебе надо от меня?!
Ответом мне было дикое и злобное рычание, переходящее в утробный клокот. Прижатые уши и собранная на загривке шкура говорили о серьёзных намерениях зверя. Я вдруг вспомнил, что он совсем дикий и сам прибежал из леса. Сразу стало страшно. Я никогда не боялся собак. С борзыми
[27] вырос! Ползал с щенками по одному питомнику. Но был ли мне волк на самом деле таким же другом, как и дворовые охотничьи собаки?
Мы поравнялись с догорающим костром. Волк тащил меня дальше, в сторону нашей времянки. Я зачарованно посмотрел на тлеющие угли, невольно любуясь огненной игрой под порывами ветра. Внезапно под ноги выкатился круглый предмет. Кувыркнувшись несколько раз, тлеющий шар замер. Я сильно дернулся, освобождая шкуру из пасти волка. Зверь с обрывком оленьей шерсти улетел на несколько метров, протяжно взвыв. Легкое пламя в костре замерло. Угли вспыхнули ярче, давая больше освещения. Звук пропал. Я присел на корточки, рассматривая шар. Глазницы чужого черепа смотрели на меня, мигая красными углями. Мертво и равнодушно. Так вот куда делись купцы. Сожгли, значит. Ноги подкосились, и я присел на снег. Уголек внутри черепа мигнул. Словно в пустой глазнице, чужой зрачок сфокусировался на мне. Я невольно попятился. Дыхание перехватило. Во второй глазнице так же вспыхнул огонек. Я замер. Череп оживал. Нижняя челюсть просела в сугроб, вываливая кусок плоти, и хриплый голос громким шепотом просвистел:
– Беги.
– Что, что ты сказал? – решил уточнить я, наклоняясь вперед к черепу, чтобы лучше расслышать. Чертовщина какая. Мне же не показалось?
– Беги, – захрипел череп и, кажется, поперхнулся, впуская в себя чужой разум. А затем резко взмыл вверх. Завис надо мной. Огненным шаром. Алчно глянул красными глазницами и стремительно принялся обрастать объемами черного дымчатого тела. Зловещие контуры фигуры резко нагнулись надо мной, чужие руки с длинными пальцами потянулись вперед, готовые начать рвать. И тут же злобный чужак был атакован белой стрелой в виде свирепого волка. Череп злобно оскалился, осыпал зверя искрами и пинком черного тела, отправил хищника в полет – далеко в сугробы к заснеженным елкам. Волк жалобно и протяжно взвизгнул и умолк.