Андрюха вздохнул, замирая в позиции за спиной.
Сава поморщился от чесночного перегара охранника. Размахнулся, кинул подарок через головы под ноги выбранной лопарки.
– Тебе, красавица. Бери, бери, тебе! Помни доброту и щедрость Савы, купца русского.
Карху стояла, не поднимая глаз. Гордая. Неприступная. Но я отчетливо услышал:
– Красивые.
Посмотрел под ее ноги, на разноцветное стекло кривых шариков, пожал плечом.
– И улыбаются, – девушка вздохнула. – А вот души черные! Одна хуже другой.
– Ты про купцов что ли? Я не понял сразу! Да не похожи они на купцов. Один, так вообще обрек. Горец! Эй, ара! Кач пара?! – закричал я бородатому. Тот не среагировал. – Еще и по-русски не понимает. Дикий! Сбежавшие каторжане с дробовиком. Головорезы. Я бы их в первый околоток
[24] отволок.
– Шиши.
– Точно. Шиши. Спроси, халва у них есть.
– Сам и спроси!
– Я-то халву не просто пробовал, ел ее! А ты нет.
– А ты белого медведя ел?!
Я приуныл.
– Нет. Обычную медвежатину доводилось часто пробовать. То же самое?
– А я ела. Так что молчи со своей халвой.
Меж тем купец начал бойкую торговлю. Менял дешевую махорку, стеклянные бусы, сахар и соль на шкурки норок, куниц и песцов. Люди спорили. Впадали в азарт. Гора шкурок росла у входа в бревенчатую вежу, а товар из сундука купца не убывал. Я заскучал и огляделся, по улочке носился волк, травя местных собак. Забавлялся. В стороне стоял хмурый шаман и отстраненно наблюдал за происходящим. Без ненависти. Без спешки и суеты, выжидал своего часа.
– А вот и волшебная вода долгожданная! Путь был к вам нелегкий, но ничего не разбито. Привез родимую!
Лопари оживились.
– Что хочешь за волшебный напиток?
Купец радостно засмеялся.
– Точно, волшебный. Полбутылки выпиваешь, храбрым становишься и идешь с ножом на медведя. Три глотка делаешь – и не мерзнешь! Можешь голым по снегу ходить. Рану открытую получил – плесни и завтра заживет. А хочешь сам себе шаманом стать, так выпей до дна! Вам дешево отдам. И всего-то надо бутылку шкурками накрыть с двух сторон. Любыми шкурками! Заметьте. Такая коммерческая акция только для вас. Кто первый? Несите шкурки.
– Дорого.
– Так ведь и шкурки любые!
– Я возьму всю волшебную воду, что у тебя есть, – раздался голос с задних рядов. Купец изменился в лице, переставая улыбаться. Быстро обернулся на охранника. Облизнулся.
– А шкурки-то у тебя есть?
– Есть. Много, – шаман растопырил широко руки, обнимая воздух, словно держал в руках невообразимо большой ком шкурок. – Смотри, сколько много.
– Да. Много, – купец снова облизнулся и, не мигая, уставился на приближающегося шамана. – Соболь? Норка? Сколько ценного меха сразу.
– Очень много, – подтвердил дедушка. Саами дрогнули и медленно стали расходиться. Карху подняла руку, и люди остановились.
– Давай, в дом заходи. Зачем в холоде такие дела делать, – сказал нойд и улыбнулся голыми деснами.
– Дела делать? – переспросил Сава.
– Тепло в доме. Хорошо. Пойдем к очагу. Будем пить воду твою. Я угощаю. Мне не жалко. Смотри, сколько шкурок. Много куплю твоей воды. Буду тебя угощать и друга твоего. Хорошо будет!
Андрюха тоже смотрел, не мигая, на шкурки. Из-за них лопаря не видно. Богатый погост. Удача какая! Он посторонился, пропуская в дверь купца и старика.
Карху нагнулась. Подняла со снега синие бусы. Завертела нитку на пальце, пошла к помощнику купца плавной походкой. Поплыла. Андрюха приоткрыл щель в бороде, словно не веря счастью, но уже через секунду не мог отвести взгляда от вертящихся бус. Я, кстати, тоже на них смотрел, не отрываясь, и поэтому пропустил момент сближения. Карху, раскрутив бусы, далеко закинула их в снег. Двумя руками взялась за дробовик и спокойно выдернула оружие из одеревеневших рук обрека. Опустила ружье прикладом в снег. Улыбнулась, глядя на купца. Закрутила на пальчик смоляную бороду. Поигралась. Похлопала невинно глазками и легонько стукнула ладошкой мужчину по лбу. Андрюха влетел в дом, выбивая спиной дверь. Его фигура сразу растворилась в зловещей темноте. Я привстал на носочки, пытаясь что-нибудь разглядеть. Но увидел в проеме только окаменевшую спину Карху. Фигуру, застывшую на границе света и тьмы. Казалось, она стоит перед нелегким выбором. Остаться или войти. Я чувствовал, как девушке очень хочется принять участие в обряде. Она медленно повернулась в мою сторону, ища поддержки и согласия.
Не нашла.
Я, возвышаясь над малорослыми саами, также медленно поднял руку и погрозил ей пальцем.
Карху вздохнула. Прислонила ружье дулом к неотёсанному бревну избушки. Вытащила из сундука сладкие петушки и свистнула детям.
Веселая ребятня радостно принимала подарки. Бегала и кружилась, гоняя моего волка. Взрослые принимали свертки из сундука, пачки патронов и махорку. Разбирали свои принесенные шкуры. Переговаривались и смеялись. Расходились. И никто не смотрел на избушку, не заглядывал в черный проем от двери, который загораживала собой гейду.
Никто.
Кроме меня.
* * *
Поздно вечером в вежу ввалился старик. К груди он бережно прижимал две бутылки волшебной воды. Гейду дернулась к нему навстречу, но нойд остановил ее взмахом руки. Качнулся.
– Ты же упадешь, дедушка.
– Это я качаю ветры, а не они меня! Я создатель ветров!
Потом он увидел меня и улыбнулся новыми зубами. В таком возрасте вряд ли молодеют от поедания двух душ, но зубы у старика появились точно. Я поприветствовал нойда кивком головы.
– Ты здесь.
– Конечно, куда же я денусь?
– Хорошо. Сегодня после праздника ты мне будешь нужен.
– После какого праздника?
– Большого. Слышите дым? Будем есть мясо и встречать весну! Пора топить снега и задуть теплые ветры! Пора устроить большой праздник.
– Весну? – спросил я и нахмурился.
– Дедушка, а покажи души, – попросила Карху, ласково и заискивающе улыбаясь.
Старик оскалил зубы. Он еще не вспомнил, как надо улыбаться. Слишком быстро сел, откинул в шкуры бутылки с водкой, бубен. Подмигнул гейду и медленно полез в свой кошель. Девушка захлопала в ладоши и молитвенно прижала их к лицу, ожидая чуда. Глаза заблестели.
Нойд разжал пальцы. На ладони лежало два камушка. Простых. Сереньких. Совершенно невзрачных.
– Смотри!
Карху прерывисто вздохнула, потянулась к камушкам пальчиками.
