— Ка-да? — спросила Натали.
— Очень-очень скоро. Через недельку. Ты поживешь в том домике с Тони?
Натали молча сунула палец в рот.
Я осторожно поднял ее со скамьи, и малышка не издала ни звука, лишь ткнулась мне носом в шею.
— Ты только береги себя, — сказал я. — Осторожней там.
— Да, конечно. Позвоню твоей бабушке, как только доеду. И еще когда заберу Си Джея. Ну, чтоб ты знал, что я в порядке.
Ко мне начал подбираться страх. Как представишь, что с ней стряслось в последнюю ее встречу с Карлом… Может, Си Джею с отцом и неплохо? Может, надо мальчика там и оставить?
— А может…
— Нет, — оборвала меня Мария. — Я должна это сделать. Понимаешь, должна.
Она покопалась в рюкзаке, вытащила несколько вещичек, положила рядом с собой на скамейку.
Два малюсеньких платьица.
Три пары совершенно кукольных трусиков.
Расческу с мягкими пластиковыми зубьями.
Зубную щетку с ручкой в виде мишутки.
Видеокассету с «Волшебником страны Оз».
— Ну почему, Мария? Зачем тебе снова туда ехать?
— Чтобы Си Джей никогда в жизни не сказал про меня таких слов, какие ты сказал ночью про свою маму.
— Ох…
Я взял со скамьи вещички Натали.
Ответить мне было нечего. И поздно забирать назад слова, что я говорил ночью.
* * *
Бабушка Энни ждала меня в пикапе, не заглушая мотора. Я забрался в кабину, усадил Натали к себе на колени, а ее вещи положил рядом на сиденье. И застегнул ремень безопасности. А бабушке сказал:
— Это долгая история.
Она кивнула и нажала на газ.
* * *
— Он ее убьет! — выкрикнул я. — Как я мог ее отпустить?! Идиот! Он же убьет ее. Живой он ее не выпустит. Я должен был ехать с ней. Защитить. Хоть попытаться что-то сделать!
Я сидел за кухонным столом с бабушкой и мамой, которая появилась молча и неожиданно. И не спрашивая разрешения. Бабушка поставила передо мной стакан апельсинового сока. Я не пил сок — и капли не проглотил бы. Желудок точно кто-то в тиски зажал и с каждой секундой все туже заворачивал болт. Натали у меня на коленях крепко зажмурилась и прижалась лицом к моей шее: палец правой руки, как всегда, во рту, а в левом кулачке намертво зажата муфта. Я слишком поздно сообразил, что не должен был всего этого говорить при ней. А если малышка поняла, о ком речь? Как же ей должно быть страшно!
Это были мои первые слова с самой автобусной станции. Они сорвались с языка и, казалось, заполнили кухню. Я не к маме обращался. Даже не смотрел на нее.
— Однако девочка права, — сказала бабушка Энни. — Тебе там делать нечего. Если уж он способен кого-то убить, то начнет с тебя.
Молчание длилось куда дольше, чем обычная пауза в разговоре. И тишина была абсолютной. Я не знал тогда, насколько важным было это молчание. Но клянусь, я чувствовал: что-то уже происходит.
И вдруг мама сказала:
— Пусть лучше убьет меня.
Я понял, что это произнесла мама, потому что смотрел на бабушку и видел, что она не открывала рта. Я тоже молчал. Оставалась только мама. Я ведь ее голоса с семи лет не слышал. Не уверен даже, помнил его или нет.
— Что? — Я посмотрел на нее. Не хотел, а посмотрел. Но она такое сказала… такое… — Что ты имеешь в виду?
— Только то, что сказала. Я поеду с девочкой и постараюсь ее защитить. А если ему надо кого-нибудь убить — пусть убьет меня.
И снова молчание. Держу пари, не только я, но и бабушка с мамой не знали, что сказать.
Мама поднялась из-за стола:
— Так. Потороплюсь, пожалуй, а то еще упущу ее.
Бабушка Энни проводила ее в коридорчик перед входной дверью, откуда до меня донесся приглушенный разговор. Я уж собрался подойти поближе, послушать, но тут звякнули ключи — мама схватила их со столика в коридоре, — а потом входная дверь открылась и захлопнулась.
В кухонном дверном проеме появилась бабушка. Вид у нее был рассеянный и тревожный.
— Что это было? — спросил я.
— Ты слышал и видел не меньше моего, мальчик.
— Но почему она так поступила?
— У тебя голова на плечах есть?
Я был обижен. Даже унижен. Потом решил, что это бабушка от переживаний так сказала, а вовсе не хотела меня оскорбить.
Я честно постарался сообразить, что же только что произошло с мамой. Но сколько ни думал, так ни до чего и не додумался.
— Извини, бабушка. Может, это всем вокруг понятно. А мне вот ничего не понятно. Мама ведь даже не видела Марию, она не знакома с ней!
Я ждал ответа, ждал, а когда уже решил, что не дождусь, услышал:
— Чем дольше живешь, мой мальчик, тем больше понимаешь, что люди, в общем-то, мечтают переделать свою жизнь. Ну или хотя бы исправить самую большую свою ошибку.
— М-м-м… — произнес я.
И весь день напролет терзался страхом, что Карл убьет Марию и мою маму.
17 МАРИЯ. Надо быть смелой
Я почти села в автобус. Еще минута-другая — и заняла бы свое место. И тогда все сложилось бы по-другому.
Я стояла в очереди и прислушивалась к реву автобусного мотора. Кажется, я уже привыкла к этому реву. А вот к бензиновой вони вряд ли кто может привыкнуть.
Рюкзак лежал рядом со мной. Парень в униформе швырял в багажник сумки и чемоданы, и я ждала, когда можно будет попросить его поднести мой рюкзак. Если б не боль в сломанных ребрах, я бы сама подтащила рюкзак, гораздо раньше села в автобус и, наверное, не услышала бы, как совершенно незнакомая женщина зовет меня по имени.
Знаете, когда тебя зовут по имени — это не всегда хороший знак. Даже наоборот. В моем мире гораздо лучше, когда тебя никто не замечает. А когда кто-то мое имя выкрикивает, у меня все внутри холодеет. И возникает желание бежать в другую сторону. Да побыстрее.
Но я все-таки пригляделась к незнакомке и, кажется, узнала в ней маму Тони.
Дело в том, что я в окошко подглядывала, когда мама Тони подъехала к дому. Просто услышала звук мотора и жутко испугалась. Карл вроде никак не мог найти нас в Мохаве, а я все равно испугалась. Вот и выглянула в окошко. Очень осторожно.
Конечно, я ее тогда почти не рассмотрела, но что-то в женщине, которая меня звала, показалось мне знакомым. Ну я и решила, что это мама Тони. Только поэтому я отозвалась.
Она подошла и посмотрела мне прямо в глаза. Попробовала, во всяком случае.
Я-то ведь не умею смотреть людям в глаза — сразу отвожу. Помню, на Хэллоуин, еще маленькой, ходила по квартирам своего дома — мы с ребятами угощение собирали. Я в костюме Дракулы была, так что меня невозможно было узнать, но, как только дверь открывалась, мне сразу говорили: «Здравствуй, Мария!» В конце концов я спросила, как они меня узнают. И мне ответили — по взгляду. Дескать, я его как-то по-особенному вниз и в сторону увожу.
