– Добавь ей в молоко немного бренди.
– Завтра вызову доктора Шьямдаса…
Мой дядя отпускает кое-какие колкости и выходит из комнаты. Никогда раньше я не видела, чтобы он вел себя грубо в присутствии моего отца. Что за дерзость – так разговаривать с моим отцом. Разве не баба его вырастил? Смотрю, в комнате горят два светильника, но все почему-то скрыты тенью. Отец – тоже тень. Отцовская тень стоит у моей книжной полки. Высматривает книги и достает их оттуда. Первой в его руках оказывается книга японских сказок. У нее матерчатый переплет ярко-синего цвета, на котором золотом оттиснуто изображение сказочного животного. Баба медленно перелистывает страницы и вырывает надписанную. Книгу мне подарил Мирча. Затем отец вырывает страницу с надписью из книги под названием «Голод». Он достает мои книги одну за одной и вырывает все страницы, которые Мирча для меня надписал. Он вытаскивает «Жизнь Гёте», но не может отыскать страницу с надписью Мирчи, потому что по некой счастливой случайности она прилипла к обложке. Эти коротенькие, написанные его рукой строчки теперь единственное, что осталось после него в моей жизни, больше ничего нет, даже фотографии.
Неторопливо, методично баба разрывает страницы на мелкие клочки и выбрасывает их в окно. Будь наш дом или семья другими, книги подлежали бы уничтожению. В нашем доме такое невозможно. Над всем здесь царствует Чингисхан, но и он не может заставить себя нанести вред книгам – людей сжигать может, а книги – нет. Книги – его боги.
Амрита ждала Мирчу после того, как их разлучили, каждый день прислушивалась, не послышатся ли его шаги. Он все еще оставался в Калькутте и мог прийти. Ей показалось, она его увидела – вот же он прямо в конце улицы! Но нет, это был не Мирча. Амрита строит планы его отыскать, но у нее ничего не выходит. Каждую минуту ждет, что он пошлет ей весточку, подскажет, как с ним связаться. Он бездействует. Проходит четыре года. Ее семья выносит решение: хватит. Ей надо выйти замуж. Они присмотрят ей жениха, добропорядочной девушке требуется подходящий супруг. У нее зародились шальные мысли о побеге, она пообещала, что будет ждать Мирчу «в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас», как она где-то вычитала, очарованная настроением клятвы, хотя ей было неизвестно в то время, что ее приносят на свадьбах христиане. А теперь она соглашается выйти замуж по их выбору. Брак хотя бы освободит ее от семьи, она сможет уйти из этого дома, обрести некоторую свободу от своего отца. Ее мать очень ловко принимается за дело, заводит записную книжку, в которой составляет списки возможных женихов, их достоинств, имен их родителей, адресов и так далее. Амрита сознает, что ее жизнь превратилась в шутку; что ж, тогда можно и повеселиться.
Появился будущий жених, врач, хорошая должность на государственной службе в придачу к имеющимся у него собственным средствам и имуществу, которые были довольно внушительны. Но не в этом дело, истинная загвоздка состояла в том, что кожа его была чернее черного. Мы, индийцы, уж чем-чем, а расовым дальтонизмом не страдаем. Мать говорит, запинаясь: «Ну и ну, не слишком ли он темноват?» Я сполна наслаждаюсь нелепостью происходящего и подумываю ответить: «Слишком белый вас тоже не устраивал, так?» Сдерживаюсь. Старик – отец жениха упускать меня не хочет, но самому врачу я не приглянулась. У него есть личная миссия: он обеспокоен будущим бенгальцев. Его собственный рост составляет около пяти футов и трех-четырех дюймов, оттого он ищет невесту ростом не менее пяти футов восьми дюймов. А во мне всего пять футов и дюйма два-три. На его взгляд, если жених низковат, невесту ему обязательно надо раздобыть высокую. Если коротышей будут сводить друг с другом, не окажется ли будущее Бенгалии под угрозой? Работа у него хорошая, так что жених он заманчивый. Может позволить себе попривередничать. Расхаживает с мерной лентой, измеряет всех незамужних девушек своей касты. Говорят, он так никогда и не женился.
Наконец жених Амрите находится. Она соглашается выйти за него, но во встрече с ним до свадьбы не заинтересована.
– Какой мне толк с ним встречаться? – спрашивает она мать. – Вот увижусь я с ним и скажу: ой, нет, не нравится он мне, хочу замуж за того, другого, хоть он и другой расы, но мне нравится. Вы что, дадите мне разрешение?
Начинается подготовка к свадьбе, постоянно растущее беспокойство ее матери усиливается многократно. Свадьба должна состояться уже через пять дней, чтобы никто не успел рассказать будущему жениху о прошлом Амриты. Тот ведет себя совершенно спокойно, на все соглашается, даже ни разу с ней не встретившись. Зато пишет ей письмо. На английском.
Мадемуазель!
Сознавая, что Вы сейчас выбираете себе спутника жизни, я смиренно предлагаю свою кандидатуру на его место. Касательно моего соответствия искомой должности, я не женат и не вдовец: я, собственно говоря, холостяк в подлинном смысле этого слова. К тому же холостяк настоящий, созревший, поскольку давний.
Справедливости ради следует упомянуть и о моих профессиональных изъянах. Признаюсь откровенно: работа для меня совершенно новая и опытом в такого рода деятельности похвастаться не могу – случая вступить с кем-либо в подобное партнерство мне до сих пор не представлялось. Опасаюсь, что эта моя нехватка опыта, вероятнее всего, считается серьезным недостатком и свидетельством непригодности. Между тем позвольте отметить, что, в то время как нехватка опыта, вероятнее всего, считается серьезным недостатком и свидетельством непригодности в других сферах жизни, единственно в данной специфической сфере она всячески приветствуется.
За дополнительными сведениями нижайше прошу Вас обратиться к своей матушке, которая на днях изучала меня с таким острым любопытством и интересом, какие сделали бы честь даже видному египтологу, осматривающему редкую мумию.
В заключение позвольте заверить Вас в том, что приложу все усилия к полному Вашему удовлетворению.
Имею честь оставаться,
мадемуазель,
Вашим покорным слугой
17 июня 1934 г.
Несмотря на то что будущий муж отправляет ей это письмо за несколько дней до бракосочетания, Амрита получает его только после того, как пара уже крепко связана брачными узами. Она читает его. Улыбается. Думает – если бы прочла его пораньше, знала бы, что сказать незнакомцу, который стал ей мужем: «Ты можешь меня рассмешить!»
Мой отец вызывал у матери улыбки – ироничные, покаянные, насмешливые, горькие и улыбки сквозь слезы, – но смех почти никогда. В отличие от Бриджена Чачи. Как случилось, что прежде я этого не замечал?
Мне вспомнилось, как я двадцать лет назад оказался в больнице в восточных горных районах и, лежа там под капельницей с физраствором, услышал голос с соседней койки: «У тебя ее глаза». Это случилось во время моего пребывания на чайных плантациях, которое длилось несколько месяцев: я заболел малярией в тяжелой форме. Мне показалось, что рядом со мной лежал кто-то смутно знакомый, но я списал все на свой горячечный бред. Понятно, этот мужчина не был Бридженом Чачей, не мог им быть: тот рассорился с братом из-за какой-то любовной истории и в смятении ушел из дома, когда мне было всего-то лет десять. С тех пор его так никто никогда и не видел, и считалось, что он покончил с собой из-за разбитого сердца. Некоторые говорили – его разрезало на куски на железнодорожных путях, другие уверенно рассказывали о петле, скрученной из сари возлюбленной.