– Твои, – пояснил он. – Моему сыну о них рассказывать необязательно.
Разложив вещи, Липи заперла свой гардероб и привязала ключи к концу сари
[78]. Они позвякивали в такт ее шагам.
– Теперь считает себя мемсаиб, – презрительно бросила Банно Диди, изображая слегка переваливающуюся походку Липи. Шкаф встал в коридор, у выхода из спальни, и я много раз видел Липи стоящей перед ним, как будто в растерянности. Ее скудная коллекция сари и всякие мелочи вкупе с Илиными платьицами заняли всего две из многочисленных полок. Единственным, что еще пряталось в шкаф, был крем для лица в стеклянной баночке. Она покупала его на деньги, которые отец выдавал ей каждый месяц на личные расходы. «Какой бы темной или тусклой ни была ваша кожа, она станет белее и чище с косметическим кремом „Валетта Радио Актив“», – обещала его этикетка.
Все остальное пространство пустовало, словно подтверждая отцовский довод о том, что Липи вполне хватило бы и меньшей площади.
19
Если Липи с Илой постепенно замыкались в своей тесной, на двоих, раковине, то и я поступал точно так же. Моя раковина была поменьше, никого, кроме меня, не вмещала, и стоило мне ее когда-то обнаружить, в ней я на всю жизнь и остался.
У меня имеется давняя, длиною в жизнь, привычка жить незаметно. Даже на работе, хоть я недолго и тешил себя мыслями о громком имени и славе, как только сообразил, что они за собой повлекут, отошел в сторону. Был бы растением, рос бы себе в тени под деревом в дальнем углу сада, где бы меня никто не замечал и не обрывал мои цветы, чтобы поставить их в вазу.
Рано уяснив, что предпочитаю жить скрытно, я все же понимал, что слепо полагаться на неприкосновенность своего затворнического образа жизни – значит обманывать самого себя. Настанет час – и валун, под которым ты нашел убежище, обнаружат, а тебя возьмут на вилы. Именно так для нас все и началось, пусть мы и не осознавали этого, когда летом 1939 года стало очевидно, что в Европе разгорится война.
В то время события, разворачивающиеся в Германии, были от нас слишком далеко, чтобы в полной мере их осмыслить. О Гитлере из рассказов Берил де Зёте и мистера Шписа газеты теперь писали каждый день, – новости зловещие, но все еще успокаивающе чужедальние. Нами правила Британия: случись война, мы знали, что нам придется в ней участвовать, но на таком расстоянии она представлялась не более чем абстракцией. Родственников на Западе у нас не водилось, знакомых евреев не было, все это происходило не с нами.
Первые изменения оказались незначительны. Было решено, что Дину отправится в школу-пансион, новую, устроенную по образцу Итона и Харроу, которая только открылась в Дехрадуне с целью обеспечить индийских мальчиков таким образованием, какое раньше было прерогативой исключительно состоятельных слоев английского общества. Через год-два, проведенные в этой школе, он должен был начать подготовку к карьере офицера британской армии в Индийской военной академии, открывшейся в том же городе. До тех пор офицерами могли стать только белые британцы, но, оказавшись на пороге войны, правительство осознало нехватку тысяч солдат и потому смирилось с тем, что ему придется брать на службу офицеров-индийцев, чтобы те командовали подразделениями сипаев. Но даже сейчас к офицерской службе допускались исключительно отпрыски богатых или княжеских семейств. Это обстоятельство необычайно радовало Арджуна Чачу, который пришел к нам в дом похвалиться тем, к какому привилегированному обществу будет отныне принадлежать Дину. Времена беззаботной беготни в компании кухаркиных детей и соседских мальчишек останутся в прошлом. Пора было Дину занять свое естественное место в этом мире – на его вершине.
На отца буквально свалилась тема для следующей статьи. «Если Великобритания вступит в войну с Германией, – задавался вопросом он, – почему в конфликт должны оказаться втянутыми индийцы?» Заголовок нового опуса гласил: «Какое нам дело, если немцы будут править Британией? Разве Британия не правит нами?» «Миллион индийских солдат сражались на стороне британцев во время Великой войны
[79]. Более 60 тысяч погибли. Еще и сегодня старый сипай, участник той войны, ходит строевым шагом по мостовой перед моим домом в своей древней фуражке, стреляет из воображаемого ружья или стонет от пережитого ужаса. Поступают жалобы, что Кхарак Сингх мешает спать всему кварталу. Я заявляю, что ему как раз таки следует тревожить наш сон. Нельзя безмятежно спать, пока людей пересылают куда-то, как скот. Мы должны поклясться, что не допустим этого, если нам взамен не пообещают свободу. Сейчас 1939-й, а не 1914-й».
В тот день, когда статья увидела свет, Арджун Чача вихрем ворвался в наш дом, размахивая газетой.
– Зачем называть Кхарака Сингха по имени? – потребовал он объяснений. Его пухлые щеки колыхались от гнева. – Он мой сторож. Меня все спрашивают, почему я ничего для него не сделал. Они хоть представляют себе, как много всего я сделал?
– Я ни в чем тебя не обвинял – просто использовал его в качестве примера. Именно так мы, писатели, и работаем, – терпеливо пояснил отец, приняв покровительственный тон, который подразумевал, что обыкновенным или садовым разновидностям читателей нет нужды забивать свои головы сложной аргументацией великих ученых. Он сидел в гостиной, продолжая изучать газету и с удовлетворенной улыбкой перечитывая свою статью. – Ты знаешь, сколько человек за сегодняшний день поздравило меня с ее выходом? Профессор Шукла, Мукти Деви, доктор Двиведи – да все! Шакил сказал – все его друзья ее прочитали. Думают – смелый, честный материал. За него могут и арестовать, но кто-то же должен говорить правду.
– Шакил! Да что ты нашел в этом пучеглазом недоумке, Нек? Еще со времен школы – Шакил сказал то, Шакил сказал это. Я так понимаю, это он тебе сообщил, что мальчишек будут хватать прямо на улицах и отправлять воевать с немцами.
– Так оно и случится, Арджун. Подожди, увидишь.
– Войны подстегивают экономику, Нек. Сам подожди и увидишь: мы будем той страной, которая будет поставлять им необходимые товары. Сапоги, ткани, самолеты, оружие. Им это понадобится. А мы это будем производить.
– Это все, что тебя заботит, Арджун? Деньги, может, и появятся, но какой ценой?
– Про цену ничего не скажу, Нек, но одно я знаю точно: если начнется война с участием Британии, мой сын не будет отсиживаться дома, прячась за книгами.
Арджун Чача тяжело поднялся с кресла, сделал несколько шагов по направлению к веранде, возвратился в гостиную и уронил газету на стол. Развернулся на каблуках и без улыбки бросил:
– Обойдусь без этого.
Война против Германии был объявлена сначала Великобританией, а затем Индией в сентябре 1939 года, но Дину уезжал в школу, и ничто не смогло бы помешать запланированным его отцом проводам, даже война. Устраивался концерт.
