— Мне надо идти, — сказала она.
— Горничная вас проводит, — буркнула мисс Тернкасл.
Она даже не пошевелилась на стуле. Восседала там в ожидании благодарности.
Ребекка была рада снова оказаться в машине, хотя бы потому, что там она сразу села. Но она не стала мешкать. Ей хотелось уехать как можно скорее. И только отъехав на несколько километров от поместья, она остановилась на обочине и провела сама с собой весьма печальное заседание. Да, не исключено, что мисс Тернкасл права. Срыв Джеймса обусловило всепоглощающее чувство вины. Но у бедного юноши было много причин чувствовать себя виноватым, и его отвратительный отец был только одной из них. Ей требовалось убедиться, что вина Джеймса имеет отношение к суду над Дрейфусом. Ей необходимо это выяснить, иначе все ее расследование ничего не даст. Она вспомнила, что у нее есть знакомый психиатр, и решила сразу по приезде ему позвонить. Она снова выехала на шоссе и помчалась в Лондон. Ей очень нужно было побыть с Мэтью.
Сэм, как и обещал, снова пошел в тюрьму — слушать новую главу. И это было очень кстати. Потому что его друг мог продолжать писать, только поверив, что все это вымысел. Потому что дальше шло самое страшное. И Дрейфус об этом знал.
20
Мне нужно было узнать, не отправился ли Джордж домой, но звонить его родителям я не спешил — не хотел их пугать. Однако поскольку наши поиски ни к чему не привели, больше тянуть я не мог. Удостоверившись в том, что Джордж не уехал домой (почему-то я не рассчитывал, что все разрешится так легко), я намеревался сообщить в полицию.
Сэр Генри сам снял трубку. Я сразу перешел к делу. Поводов начинать разговор издалека я не видел, да и не нашелся бы, о чем побеседовать.
— Скажите, Джордж случайно не дома?
— Разумеется, нет, — ответил сэр Генри. — А почему вы спрашиваете?
— Он, кажется, пропал, — сказал я, хотя мне это уже не казалось.
— Пропал? — закричал он так, словно это я потерял Джорджа. — Давно?
И тут я услышал голос леди Тилбери: «Что случилось, дорогой?»
Пауза. А затем — крик.
— Когда он пропал?
— Мы не знаем, — сказал я. — Постель его со вчерашнего дня нетронута.
— В полицию сообщили?
— Я собираюсь это сделать сейчас. Хотел сначала позвонить вам. Но мы весь день его искали.
— Я немедленно выезжаю, — сказал сэр Генри. — Буду в школе часа через два.
Ответить я не успел — он повесил трубку. Да и что я мог еще сказать. Я посмотрел на часы. Половина восьмого. Вечер предстоял долгий.
С замиранием сердца я набрал номер полицейского участка. Наверное, следовало позвонить им раньше, как только стало известно, что Джордж пропал. Но я тогда лелеял слабую надежду, что он найдется, и мне не хотелось поднимать шум понапрасну. Я должен был оберегать репутацию школы. И это была моя ошибка. Надо было сразу им звонить. Господи, они бы все равно его не нашли. Теперь я это знаю. Но поставить их в известность было необходимо.
Вскоре в школу прибыли три местных полицейских в штатском, и с их появлением исчезновение Джорджа стало выглядеть совсем иначе. Стало похоже на преступление. Я пригласил полицейских вместе с доктором Рейнольдсом в свой кабинет, они задали несколько вопросов и тут же предложили план действий. Официальные поиски должны были начаться на рассвете. Прудик на территории школы следовало осушить. Необходимо опросить многих учеников, особенно тех, кто жил с Джорджем в одном здании, а также его преподавателей и экономку. Полицейские попросили разрешения не медля начать с учителей.
— Если позволите, первым будете вы, сэр Альфред, — сказали они.
— Я у себя в кабинете, — сказал доктор Рейнольдс и вышел.
Я был один и чувствовал себя если и не обвиняемым, то безусловно ответственным за случившееся. Я отвечал на их вопросы безо всяких затруднений — мне было нечего скрывать. И я понял, что, хотя я был расположен к Джорджу, я о нем почти ничего не знал. Я упомянул о том, что в день, когда он исчез, он топтался у двери моего кабинета. Но я не был его преподавателем, и, наверное, его учителя могли рассказать больше.
— Тут вам поможет мистер Эклз, — добавил я.
Беседа длилась недолго. Я рассказал им все, что мог. А затем направил в кабинет доктора Рейнольдса — он познакомит их с другими учителями, поскольку мне нужно было дождаться отца Джорджа, он мог появиться меньше чем через час.
— Неприятное это дело, — сказал один из инспекторов. — Так всегда бывает, когда речь идет о детях.
Тон у него был пессимистичный. И я с еще большим ужасом стал ждать приезда сэра Генри.
Но были и еще менее приятные визитеры — два репортера местной газеты. Кто-то из полицейского участка дал им знак, и они тут же примчались за сенсацией. Отказать им в интервью я не мог, но постарался сообщить как можно меньше. Я понимал, что очень скоро здесь появятся и журналисты из центральной прессы. Репортеры еще немного порыскали по школе, и я не стал их останавливать: все уже вышло из-под моего контроля. Люси переживала из-за Джорджа не меньше моего. Она сварила кастрюлю супа, чтобы подбодрить инспекторов, и даже угостила им репортеров. За все это время она не произнесла ни слова. Их пессимизм передался и ей. Она даже со мной не разговаривала — понимала, что мы оба боимся: ожидаем самого страшного.
Сэр Генри Тилбери, не заезжая в школу, явился прямиком ко мне. Я провел его в гостиную. И был рад, что леди Тилбери с ним не оказалось.
— Его что-то расстроило? — сразу же спросил сэр Генри. — Может быть, его травили?
— Насколько мне известно, нет, — сказал я. — Если бы его травили, я бы заметил. Мистер Эклз, возможно, осведомлен лучше.
Не знаю, почему я все время ссылался на Эклза. Безо всякой видимой причины я чувствовал, что ключ к разгадке у него.
— Вчера я заметил Джорджа у моего кабинета, — сказал я, — и мне показалось, он хочет мне что-то сказать. Но он, видимо, передумал. Но тут подошел его приятель, и они ушли вместе. Возможно, к делу это не относится, — добавил я. Но я не переставал думать, что в этом ключ к разгадке, и ругал себя за то, что не расспросил его. — Сейчас в школе полицейские, — продолжал я. — Наверняка они захотят поговорить с вами, а вы с ними.
— Позвольте позвонить жене, — сказал он. — Она с ума сходит от волнения. Дома она решила остаться на случай, если Джордж объявится там. Но она совсем одна.
— Разумеется, — и я показал на телефон на столике за его спиной.
Я вышел из комнаты. Я был не в силах даже представить, что они могут сказать друг другу. Как произнести «никаких новостей», «поисковая партия», «водолазы», «осушить пруд»? Да никак. Можно было только помолчать в общем отчаянии.
Я пошел на кухню, неся с собой то же молчание. Я заметил, что Люси только что плакала, и это меня раздосадовало. Ее слезы словно говорили о преждевременных выводах. Сам я не проронил ни слезинки, но, должен признаться, я разделял худшие из ее страхов. Было ясно, что этой ночью оба мы спать не ляжем. Чуть позже постучались в дверь репортеры — благодарили за суп. И помчались сочинять свои статьи. Я подумал, что не надо бы утром покупать местную газету.
