Следователя, шведа по национальности, сложно было обвинить в симпатиях к Александрову. Скорее, наоборот. Почему? Да генетическая память, наверное. Вот как Петр Первый их нагнул – с тех пор и помнят.
Александров об этом прекрасно знал и не собирался корчить из себя раскаявшегося грешника. Тем более, виноватым себя не считал. Когда следователь вошел в его импровизированную берлогу, адмирал валялся на кровати. Очень удобной кровати, пяти-спальной. Очень удобно на случай, если заезжий гость решит поразвлечься. Учитывая, что такой номер предполагает соответствующей толщины кошелек, развлекаться гость наверняка будет с размахом и фантазией.
Увы, сейчас кровать использовалась далеко не во всю свою потенциальную мощь. На ней валялся, точнее, полусидел, всего один человек – сам Александров. Устроился поудобнее, облокотившись на гору подушек, и неспешно перебирал струны гитары, выдавая чуть грустную, но в то же время очень нравящуюся ему мелодию. Не в последнюю очередь, кстати, благодаря простоте и легкости, с которой ее можно было сыграть – гитаристом Александров был аховым. А вот голос имел вполне ничего, и сейчас мурлыкал себе под нос с нескрываемым удовольствием:
Что мне с вами делить,
Господа офицеры!
Я уйду без проклятий –
И без вашей вины.
Южный Крест догорит,
И безумным примером
Вы сгорите в объятьях
Гражданской войны.
Я легенды о вас
Собирал понемногу
На краю Ойкумены –
Средь увядшей весны.
И да здравствует вальс!
Просто… завтра в дорогу:
Нам стоять у барьера
Внимания на вошедшего он не обращал, вполне уверенный, что раз уж результат известен заранее, то нечего и напрягаться. Впрочем, следователь это, видимо, тоже понимал, а потому не стал прерывать музицирование и, прислонившись к дверному косяку, так и стоял, внимательно слушая. И лишь когда песня закончилась, поинтересовался:
– Это откуда?
– Не знаю, – честно ответил Александров. – Очень старая песня, как бы еще не на Земле написанная. Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь.
Сам он, что характерно, не стал даже пытаться изменить позу. На это у него имелась железобетонная причина – нога его третий час пребывала в мобильном регенераторе, и, хотя процедура уже почти закончилась, адмирал пока что формально числился больным. Как раз до момента, когда придут доктора и аккуратно снимут эту надоевшую уже бандуру до завтра. И еще пару дней так будет, лучевое поражение тканей – штука неприятная, за раз не лечится.
Следователь расклады отлично видел и спорить не стал. Просто пододвинул стул и сел. Выложил на стол планшет зубодробительной стоимости, а потом, очень аккуратно, поставил рядом с ним небольшой кубик из темного металла. Надавил на верхнюю грань – и тут же у Александрова заныли на мгновение зубы. Следователь довольно улыбнулся:
– Ну вот, теперь нас никто не услышит. Разрешите представиться. Элиас Перссон, контрразведка флота. Вы можете не называть свое имя и регалии, с кем имею дело, я и без того знаю.
А звание не назвал – то ли не счел нужным, то ли не особенно оно высокое. Какого-нибудь лейтенанта я и послать могу, подумал Александров и, пожав плечами, ответил:
– Не могу сказать, что рад знакомству.
– Да мне как-то наплевать, – успокоил его контрразведчик. – Вы мне не родственник и не друг. Но поговорить нам стоит. Для начала имейте в виду: я прибыл сюда не для того, о чем вы подумали.
– А… точнее?
Не то чтобы Александров разом поверил собеседнику, но ему стало интересно. Хоть и говорят, что любопытство – не порок, а большое свинство, адмирал этим свойством характера обладал в избытке. Скрывал тщательно, но сейчас не видел нужды задавливать интерес. И Перссон разглядел это сразу.
– Хочу предупредить: ни малейшей симпатии к вам я не испытываю, но и враждебности тоже. Меня послали сюда не потому, что я умею, как у вас говорят, шить дела, а потому, что всегда стараюсь докопаться до истины и работаю, по возможности, беспристрастно.
– Всегда?
– Я же сказал: по возможности. Так что пока вы здесь, на Урале, геройствовали, я успел кое-с кем пообщаться, капитально порыться в документах и многое узнать. Начал это занятие еще там, дома, ну и здесь кое к чему присмотрелся.
– Даже интересно, – без выражения отозвался Александров.
– Мне, представьте, тоже. Вы интересная личность, адмирал, хотя подобные вам, на самом деле, встречаются довольно часто. Куда чаще на самом деле, чем хотелось бы некоторым там, наверху. Но это все лирика. Сейчас важнее другое.
– Что именно?
– О, многое. Но самое, пожалуй, важное, что там, – следователь внушительно поднял палец, – хватает и тех, кто недоволен вами, и тех, кто, напротив, считает вас героем.
– О-па…
– Это что значит? – следователь посмотрел на Александрова с удивлением, и адмирал внезапно понял, что тот, на самом деле, моложе, чем кажется с первого взгляда. И намного – вряд ли ему больше тридцати. Впрочем, удивление с лица Перссона тут же исчезло, спряталось, будто улитка в раковину. Александров пожал плечами:
– Местная идиома. Звук, выражающий изумление. Я всегда считал, что меня там, в штабе, не слишком-то жалуют.
– Вам правильно казалось. Но нельзя забывать вот о чем. Сейчас война, и не все решает формальное руководство. В мирное время и маршалы тоже… мирного времени. Сейчас же, особенно с учетом нескольких крупных поражений за короткий период, кресла под ними изрядно зашатались, а многие функции перешли к тем, кого у вас называют вечными замами. Я правильно выразился?
– Правильно, – медленно кивнул Александров, начиная понимать, куда клонит собеседник.
– Это замечательно. Поэтому вас и не стали бросать в камеру.
– Мне интересно было бы на это посмотреть.
– Мне, признаться, тоже. Судя по всему, посчитай ваши… друзья, что я действительно опасен, мой корабль расстреляли бы еще до того, как он лег на орбиту. Признаться, это о многом говорит.
– Да, они народ… резкий.
– И готовы наплевать на присягу? – прищурился следователь.
– Один раз они уже это сделали, – пожал плечами Александров.
– А вот здесь как раз все не так просто. И потому послали не обычного следователя, а меня.
– Не только поэтому, а? – с усмешкой спросил Александров. Наугад спросил, но глаза Перссона на мгновение вильнули, и адмирал понял – он прав. Впрочем, Перссон и не стал наводить тень на плетень. Выдержав короткую паузу, видимо, обдумывая разговор, он неохотно кивнул:
– Не только. Если бы вы, адмирал, не остановили тогда флот восточников, моя родная планета обязательно угодила бы под удар. Но речь сейчас не об этом. В обществе зреет недовольство нашими военными. Одно поражение за другим… Они мелкие, локальные – но это поражения. Обывателю плевать, что они ничего не решают и что такие же мелкие поражения есть и у восточников. Наша пресса раздувает сенсации, не думая о последствиях.
