– Спасибо, – жеманиться Николаева не стала. – Я, честно говоря, не ела, а пока ехала вообще проголодалась.
– Ну, так ешьте, – великодушно разрешил Александров, сдергивая кусок со своего шампура острием ножа и тут же переправляя его в рот. Эффектнее было бы снять прямо зубами, но адмирал всерьез опасался обжечься. – И, кстати, о чем вы хотели поговорить?
– Вкусно-то как… Только я хочу сразу вас попросить. Не надо издеваться, стишки дурацкие читать да говорить косноязычно. Считаете меня дурой – так и скажите.
– Гм… Это вы про что?
– Про то, как вы тогда, в бункере.
– А откуда вы, Ирина, простите, об этом знаете? Вас там не было, да и совещание секретное.
– Танька рассказала.
– Танька – это у нас кто?
– Ну, Танька, Коломиец…
Александрову потребовалась почти минута, прежде чем он смог дать ответ:
– Вы простите, но я даже не помнил, как ее зовут.
– Вот как? А вы ей понравились. Не сразу, правда, а позже, когда психовать перестала. Она сказала про вас, – Николаева чуть закатила глаза, вспоминая, и процитировала: – «Единственный настоящий мужик среди этих баранов». Так что, – девушка хихикнула, – можете гордиться.
– Пока не вижу, чем. И, раз уж такая пьянка, прежде чем продолжим, ответьте на два вопроса. Вы попросили меня о встрече, чтоб сказать этот бред? И откуда вы ее вообще знаете? Насколько я помню, вы, мягко говоря, из разных слоев общества. Даже сейчас.
– Объясняю по пунктам, – Николаева спрятала обиду за сухим, деловым тоном. – Я попросила вас о встрече не из-за этого. А знаю я ее потому, что мы вместе ходили на Нигерию. И, кстати, победили.
– Впервые слышу. Подробности.
Следующие полчаса он слушал весьма эмоциональный рассказ о рейде трех лихих (тупых, ох, тупых!) девиц на Великую Нигерию, прерываемый только чавканьем. Впрочем, и сам он ел ничуть не культурнее. Рассказ, кстати, вышел вполне интересным и познавательным. Сама того не зная, девчонка выдала ему кучу информации об офицерах, которых он продвигал. Как и предполагалось, без серьезного начальственного пригляда вылезло многое из того, что в обычных обстоятельствах не проявилось бы никогда. И теперь Александров составил вполне четкую картину того, кого из них следует продвигать дальше, а кого и затормозить пока что, ибо – не доросли.
– Итак, – резюмировал он, – Василий Петрович решил не упускать момента и сделать своей племяннице хорошую практику и немного пиара. Глупо.
– Почему?
– Потому что он полагает ей роль администратора с опытом участницы боевых действий. Администратор она, может, и толковый, но излишне молодой, опыта нет. Ее, конечно, натаскивали всерьез, но она просто не потянет, когда ей на плечи свалится целая планета. Наломает дров. Надо было в помощь кого поопытнее… Ладно, посмотрим, что дальше будет, но свою, надо отметить, изящную шею она свернуть может запросто. Опыт же участия в боевых действиях в стиле «посидела и посмотрела» только испортит ситуацию. С точки зрения политика это, может, и неплохо, но как практик скажу – хрень получится.
– Вы… так считаете?
– Я такое уже видел, – просто ответил адмирал. Встал, отошел к реке, долго плескался, умываясь, потом вернулся, протянул девушке мыло. – Умойтесь тоже, а то вся перемазалась.
Ирина вернулась от реки довольно быстро, зябко поводя плечами, и сразу наткнулась на ироничный взгляд адмирала. Несколько секунд терпела, потом спросила:
– И чего вы на меня так смотрите?
– Да просто лишний раз убедился: мужчины и женщины антогонисты настолько, что даже одинаковые действия приводят к противоположному результату.
– Шутите?
– Ну почему же. Например, если мужчина умоется, он выглядит лучше.
– А…
– А у вас тушь потекла.
Николаева схватилась за лицо и лишь пару секунд спустя поняла, что над ней просто смеются. Она же вообще не красилась! Фыркнув, она обиженно прошептала:
– Я же просила не смеяться…
– Просили. Но «да» я вам не сказал. Ладно, ладно, не буду больше, – он поднял открытые ладони, демонстрируя чистоту намерений. – Ладно, забыли. Так, может, теперь вы мне объясните, зачем просили о встрече и оторвали меня от важных, можно сказать, государственных дел?
– Я… Я хотела спросить, зачем вам все это нужно? Зачем вы со мной играете, как с куклой?
– С куклой? Да нет, все проще. Вы, конечно, задали всеобъемлющий такой вопрос, размытый, но я вас, кажется, понял. Вы не понимаете, зачем я вас протолкнул в эту экспедицию, сделал известной, а потом оставил не у дел. И сейчас вы бултыхаетесь без дела, не знаете, чем заняться, ждете указаний, не получаете их и не знаете, куда себя приткнуть, так? – Николаева кивнула. – Ну что же, пойдемте.
Он подал ей руку, помогая подняться с обрубка бревна, на котором девушка сидела. Просто вежливость, ничего более, в таком возрасте ей вставать должно быть намного проще, чем старому, потрепанному жизнью адмиралу. А потом быстро зашагал вверх по склону, увязая сапогами в песке и слыша, как Николаева с трудом поспевает следом.
Идти было недолго. Всего-то подняться, пройти метров триста и оказаться на склоне небольшого холма. Днем вообще бы не заметили, но сейчас, в уже изрядно сгустившихся сумерках, ощущения были совсем иными, и если Александрову, облазившему эти места еще в детстве, все было хорошо знакомо и совершенно не напрягало, то девушка к концу пути откровенно прижималась к нему. Правда, стараясь делать это так, чтобы он не заметил, однако когда тебе буквально дышат в спину, не обратить внимания на близость человека сложно.
Несмотря на сумрак, видно было неплохо. Так даже лучше, подумал Александров, оценив некую инфернальность зрелища. Такой вот постапокалиптический пейзаж, созданный, по сути, одним-единственным объектом.
Генералы всегда любили поиграть в солдатиков. Давным-давно, еще в эпоху независимости Урала, его небольшая армия, по сути, только играми и занималась. Воевать-то, на самом деле, было не с кем. Тем не менее, были солдаты, была техника, и все это хозяйство периодически срывалось с места, производя марш-броски по пересеченной местности, радуя командование бравым видом и боевой подготовкой. Правда, не всегда. Особенно когда вместо того, чтобы хоть немного подумать, лезли куда не следует.
Когда-то здесь было топкое болото, в котором увяз по самую башню танк. Его так и не смогли вытащить, бросили. Но сейчас прошло уже очень много времени, и болото высохло, а боевая машина осталась. Их строили на века, и даже кислая среда не причинила особого вреда бронированному монстру. Двести тонн отличной стали так и остались торчать памятником самому себе. Когда-то в детстве мальчик по имени Володя вместе со сверстниками залезал внутрь, со страхом и жгучим интересом ожидая увидеть такое… такое… ну, скелеты танкистов, например. Увидел, правда, только ржавчину. И с тех пор так ничего и не изменилось, глыба металла как и прежде стояла, мертвая и никому ненужная, и вызывающе торчал из башни ствол орудия. Правда, среди клочьев опускающегося тумана выглядела картинка жутковато.