Это проклятье мое нерушимое!
Если же тот потомок крика оборотней не испугается, если хитрость поможет ему избежать смерти и он до третьего петуха на холме высоком и пустом Иудино дерево найдет, и крестом встанет, и прокричит проклятье громовым голосом с конца, от последнего слова до первого, то разверзнется яма там, где монастырь стоял, и тотчас, еще до рассвета, исчезнут бесследно и монастырь, и мертвые, и оборотни, и храбрецы, и мудрецы, и злодеи, и не восстанут вновь никогда. Жив будет лишь тот, коего смерть не брала и коего потомок этот по имени призовет, числом три.
А спастись можно, лишь самого потомка убив.
Я сказал! О ветер яростный и буйный, прими мое проклятье и разнеси заветные слова туда и сюда, на все стороны света!»
После этого шло еще несколько заметок, сделанных тем же почерком:
«Всякий, кто действительно умер, но был поднят могильной землей или другими средствами, теперь лишен души и становится зомби (то же, что упырь в русской демонологии). Некоторые упыри подчиняются более сильным собратьям. Отдельные личности являются лидерами среди них.
Если кто-то пребывал в коме или летаргическом сне, но был разбужен, то он остается с душой и впоследствии ничем не отличается от обычного человека.
Пораженный, но не мертвый, а лишь принявший облик упыря, — безвинная жертва, а значит, может быть спасен».
Тоже, знаете, не слишком-то понятно, сердито подумал Серега. Да вообще непонятно!
Впрочем, Серегу эти заметки не слишком заинтересовали. Он глянул на них одним глазом — и снова уткнулся в перевод старинного текста.
И чем больше он в этот перевод вдумывался, тем страшней ему становилось.
Еще бы! Ведь, если верить проклятию, выходило, что именно ему, Сереге, наследнику монаха из седьмого поколения, предстояло этой ночью купальской — а ночь на Ивана Купалу, как известно, не простая, а чудесная ночь, вот почему именно нынче творятся в лесу всякие невероятные вещи и даже оживают мертвецы, про это и монах говорил! — отвергнуть подкуп и разрушить проклятие, которое тяготеет над монахом и остатками старого монастыря.
А какой подкуп? Монетки серебряные, некогда принадлежавшие игумену-колдуну? Да, Серега их однозначно отверг, на ветер, можно сказать, пустил!
И еще он сможет спасти каких-то троих, выкрикнув их имена. Но чьи имена кричать?!
А сначала следовало найти высокий холм (оказывается, слово «могила» — это холм, а сама могила — керсть, с ума сойти!) с каким-то Иудиным деревом (такого по биологии не проходили!), встать крестом (то есть руки в стороны развести, что ли?!) и прочитать проклятие задом наперед.
Что характерно, успеть все это сделать предстояло до третьих петухов.
Ладно, крестом встать любой дурак сумеет. Высокую могилу, в смысле холм, найти, наверное, тоже реально, тем более что время до третьих петухов пока что есть. С Иудиным деревом сложнее: кто знает, что это за дерево такое?! Но самое невыполнимое — прочесть всю эту несусветную нелепицу-невнятицу с конца до начала…
Если будешь стоять крестом, то заглянуть в бумажку не получится: руки-то в стороны разведены! Значит, надо выучить этот ужас наизусть?!
Да ну, глупости, это невозможно. Тут не то что до третьих петухов — тут до третьего тысячелетия не управишься!
Ладно бы еще учить на нормальном русском! Но это вряд ли прокатит! По закону всемирной подлости антипроклятие, конечно, надо произнести на этой же тарабарщине.
Каким это языком написано, что там говорила Малинка? Старославянским?
Спасибо, хоть не старофранцузским…
А может, провались оно пропадом, все это? Главное — чтобы отец был жив, а остальные…
А остальные что, пусть пропадают?!
И Валентин? И Малинка? Плюнуть на них? А потом все время вспоминать — и с ужасом отворачиваться от этих воспоминаний?! Стыдиться самого себя всю оставшуюся жизнь?
По идее, жить еще Сереге — при условии, что выберется отсюда, — довольно долго, лет шестьдесят, а может, даже и семьдесят. И все это время его будет грызть совесть?! Да она его не то что загрызет — косточки обглодает!
Нет, надо что-то делать.
Но сначала — дождаться Валентина с Гаврюшей. И, очень может быть, отца. И посоветоваться, что делать дальше. Может, и обойдется без героических подвигов Сереги Сапожникова…
Ну где же они?! Почему так долго не возвращаются?!
Серега огляделся, вслушиваясь в тишину, — и вдруг уловил в ней приближающийся рев мотора.
Серега еле успел отскочить с дороги, как небольшой светлый автомобиль вылетел из-за поворота — и резко затормозил, потому что дорога была загорожена осевшим «Рено» Валентина и фургончиком «Скорой». Машину — это была бледно-зеленая «Лада Калина» — даже занесло на обочину!
Дверца с силой распахнулась, из кабины выскочила женщина в джинсах и цветастой блузке:
— Что здесь такое?! Авария?! Мне надо проехать, срочно надо! Мальчик, где водители этих машин? Их надо убрать с дороги!
Она тараторила со страшной скоростью и, сразу видно, была ужасно взволнована.
— Здрасте, — сказал Серега. — Я не знаю, где водители этих машин. Я их сам жду.
Он старался говорить как можно спокойней, понимая, что его волнение еще больше напугает эту женщину.
— А ты давно тут? — спросила она уже чуть тише.
Серега пожал плечами:
— Ну, не очень…
— А ты не видел тут девочку? — спросила женщина. — Девочку лет двенадцати, в клетчатой рубашке и джинсовых шароварчиках? У нее волосы такие… каштановые, вернее, рыжеватые, а глаза зеленые.
Серега онемел.
— Ее Малин… в смысле Маринкой, зовут, — продолжала женщина. — Это моя дочь. У нас дача тут неподалеку, на окраине Суроватихи. Мы ждали в гости одного человека, ну, Малин… в смысле Маринка пошла на дорогу посмотреть, едет он или нет, — и пропала. И тот человек тоже не приехал…
Женщина всхлипнула.
— Я ждала-ждала… потом подумала, может, Малинка… в смысле Маринка попала в аварию и ее отвезли в больницу? Здесь есть одна старая больница… ну что же ты молчишь?!
— А вас как зовут? — наконец-то обрел дар речи Серега.
— Ольга, — сказала она. — Ольга Владимировна Солнцева. А тебя?
Серега таращился на нее во все глаза.
Ну и ну!!!
Мама иногда смотрела сериалы про любовь и всякие там встречи-разлуки. Серега их тоже поглядывал — просто от нечего делать. Так что он немножко разбирался во всяких поворотах любовных сюжетов. И понимал, что сейчас перед ним разворачивается один из них.
Ведь Валентин ехал к Ольге Солнцевой, когда подобрал Малинку!
Правду говорят, что жизнь покруче всяких выдумок.
