Сапожников начал поднимать руку, чтобы перекреститься, но собачья голова так яростно рявкнула на него, что он поспешно опустил руку.
Сапожников вскочил и ринулся к машине «Скорой помощи». Краем глаза увидел, что оба упыря поднимаются и явно намерены его преследовать. Но бесшабашная собачья голова, скаля зубы, преградила им дорогу.
Этого мгновения Сапожникову хватило, чтобы запрыгнуть в кабину и повернуть ключ зажигания.
Фургончик рванул с места.
Сапожников потянулся закрыть дверцу, но в ту же секунду в кабину влетела собачья голова и повисла над пассажирским сиденьем.
Создавалось впечатление, что на сиденье сидит пес, прикрытый знаменитым плащом-невидимкой Гарри Поттера.
Почему-то при воспоминании об этом мальчишке, фильмов о котором Серега насмотрелся до полного умопомрачения, к Сапожникову вернулись соображение и силы.
А страх исчез…
Глаза головы не светились жутким бледным светом, как у оживших мертвецов, а были темно-карими и озорно блестели.
В зубах голова держала свернутый вчетверо листок бумаги и настойчиво совала его Сапожникову.
Пришлось взять и, за неимением лучшего места, сунуть под ветровое стекло.
— Это что, доктора Краева? — пробормотал Сапожников. — Думаешь, что-то важное?
Голова одобрительно тявкнула.
— Ладно, почитаю на досуге, — согласился Сапожников. — А сейчас надо позвонить полковнику!
Он достал из внутреннего кармана ветровки мобильник Грушина — и в то же мгновение телефон зазвонил.
Сапожников нажал на кнопку ответа.
— Да, слушаю, — сказал он. — Кто это говорит? Слушаю вас, что молчите?
Ответа не было.
* * *
Валентин хотел что-то сказать, но не смог.
Серега его понимал.
Еще как!..
На заднем сиденье машины металась, била кулачками в стекла и пыталась открыть дверцы Малинка. Совершенно такая же, какой она была в больнице: рыжая, кудрявая, в джинсовых шароварчиках и клетчатой рубашке с длинными рукавами.
Минуту назад, посмотрев в зеркало, Серега видел эту рубашку. Видел рукава, которые тянулись к горлу Валентина.
Это были пустые рукава и пустая рубашка.
Малинки в них не было.
Она не отражалась в зеркале!
Но сейчас, глядя, как она бьется на заднем сиденье запертого автомобиля, они не знали, что думать и чему верить.
— Может, нам просто померещилось, что ее не было в зеркале?! — простонал Серега.
— Я бы все за это отдал, — с трудом произнес Валентин. — Но… кажется, нет, не померещилось. Смотри.
Да Серега и сам уже все видел.
Автомобиль ходил ходуном так, словно его раскачивали четыре могучих здоровяка. Но внутри была только девчонка лет двенадцати… девчонка, которая вдруг обрела нечеловеческую силу!
Стекла пошли сетью трещин, багажник распахнулся и клацал при толчках, словно жадно разверстая пасть.
Одно крыло уже стояло торчком.
Боковое зеркало отвалилось и отлетело от машины.
И вдруг ужасная догадка поразила Серегу…
Он подхватил с земли это зеркало и заглянул в него.
Оттуда смотрела знакомая перепуганная физиономия.
Нет, это не считается! Сам себя он всяко видел бы.
— Валентин! — заорал Серега. — Вы видите меня?! Да нет, не здесь, а в зеркале! Видите?!
Валентин глянул через его плечо, и глаза их встретились в зеркале.
— Я тебя вижу, — сказал Валентин и даже смог улыбнуться.
— А я вижу тебя. — Серега облегченно вздохнул и тоже смог улыбнуться.
Слава богу!
Ох, никогда не понимал он истинного смысла этих слов, считая их всего лишь расхожим выражением! А сейчас — понимал…
Слава богу, он не стал таким, как Малинка! Он отражается в зеркале, а значит, он по-прежнему — человек!
— Останемся на «ты», договорились? — предложил Валентин. — Окончания множественного числа отнимают жутко много времени!
Серега кивнул. Хоть Валентин был взрослый, но со всеми друзьями отца Серега был на «ты»: и с огромным, как памятник, Молотовым, и даже с полковником Грушиным, и называл их всех запросто — Миша, Лёша… Ну а Валентина он будет называть просто — Валентин.
— Почему ты испугался? С чего взял, что не будешь отражаться в зеркале? — спросил тот.
— Потому что Малинка была не как мертвая, а, наверное, совсем мертвая, монах позвал ее душу, но, думаю, не оживил, она осталась упы… в смысле нежитью, а я… я в поезде видел бродячего мертвеца и свалился без сознания, а потом меня увезли эти, на «Скорой», и я вдруг подумал: а что, если я тоже умер и тоже стал нежитью?! — выпалил Серега одним духом и не без опаски взглянул на Валентина: понял ли тот хоть что-то? А если понял, может, перепугался и сейчас рванет от него со всех ног?!
Но Валентин стоял на месте и задумчиво смотрел на свой «Рено», от которого между тем отлетели второе крыло и два передних колеса. Автомобиль завалился на нос, задние колеса оторвались от земли.
Стекла каким-то чудом еще держались, но видно было, что из последних сил.
— Так, давай все по-новой, — приказал Валентин, поворачиваясь к Сереге, — расскажи толком, что произошло, пока меня не было. А то я пока мало что понимаю.
— Когда ты уехал, я решил увезти Малинку на второй этаж, — начал Серега.
Никогда в жизни он еще не говорил так быстро! Сбивался, запинался, пропускал слова, возвращался к пропущенным событиям…
Когда умолк, язык стал неповоротливым, а губы пересохли. И еще было очень страшно, что Валентин не поймет, не поверит…
Но тот все понял. И поверил…
— Значит, ты думаешь, там была голова Гаврюши? — спросил Валентин дрогнувшим голосом. — И он меня защищал? Но почему, почему я не видел его?! И почему вижу Мали… ну, ее? Ее ведь тоже нет!
Серега пожал было плечами, но вдруг вспомнил, как монах удивлялся, что Малинка видит обитателей больницы. Они были призраки, они были невидимы! А она видела. И монах сказал тогда: «Но ведь полночь еще не пробило!»
Вопрос «Но почему я всех их видел еще до полуночи?!» реял над ним, будто зловещий ворон, но Серега кое-как отогнал его и сказал Валентину:
— Ты видишь ее потому, что уже пробило полночь. И значит…
Он не договорил. В это мгновение разлетелось вдребезги ветровое стекло, и Малинка вырвалась из машины.
Она приземлилась на четвереньки, но тут же вскочила на ноги, откинула с лица рыжие всклокоченные пряди и уставилась на своих бывших спутников огромными бело-зелеными фосфоресцирующими глазами.
