– Значит, вы оба неплохо провели время?
– Прекрасно, все было просто прекрасно!
– Я очень рада.
– Голуэй – отличный город, если можешь ходить своими ногами, – сказал Шон. – Раньше я ездил туда только к врачам, но в этот раз все было по-другому! Мам, можно мне еще яичницы?..
Какое-то время спустя Маргарет увидела в окно приближающегося к калитке мужа и почувствовала, как к горлу подкатил комок страха. Она знала, что, как только Мьюрис войдет в кухню, он спросит об Исабель, и правда тотчас выплывет наружу. Занятия в школе закончились час назад, и его сравнительно позднее возвращение могло означать только одно: по пути домой Мьюрис завернул в паб, чтобы пропустить два-три стаканчика, которые помогали ему смыть усталость от целого дня преподавания и приводили в возбужденное, лихорадочное состояние, в котором он был способен на самые неожиданные поступки и высказывания.
Маргарет поспешно повернулась к юношам.
– Отец идет, – сказала она Шону. – Он, наверное, очень устал, постарайся разговаривать с ним поменьше.
Мьюрис с силой толкнул дверь и оказался в прихожей еще до того, как Маргарет успела выйти ему навстречу.
– Ну что, наши мужчины уже дома? – Его лицо, появившееся в проеме кухонной двери, было похоже на раскрасневшуюся луну и выражало такую искреннюю радость, что казалось – он вот-вот рассмеется. Шагнув вперед, Мьюрис ласковым жестом опустил руку на плечо сына.
– Ну что она сказала? Удивилась?
– Мальчики устали после поездки, – вмешалась Маргарет. – Дай им поесть.
– Она чуть не хлопнулась в обморок, правда, Ник? Прямо в лавке!
Мьюрис рассмеялся легко и весело (казалось, будто смеется не только его лицо, но и все тело) и подсел к столу, чтобы выслушать подробности.
– В обморок, говоришь?
– Ага. Когда она меня увидела, то едва не потеряла сознание, но все обошлось, и она расцеловала меня в обе щеки. А когда я объяснил ей, кто такой Ник и что он сделал, она расцеловала и его тоже. Хорошо, что в лавке никого не было!
– Действительно, хорошо… – Мьюрис кивнул и с удивлением почувствовал подступившие к глазам слезы.
– Мне, впрочем, показалось, у них там почти никого не бывает, – добавил Шон. – За все время мы не встретили ни одного покупателя. Правда, Ник? Ни одного!
– Наверное, увидели вас, вот и разбежались, – снова вмешалась Маргарет и, собрав со стола грязные тарелки, подняла их над головами сидящих мужчин и понесла к раковине. Там она остановилась и, прикусив губу, стала ждать, почувствует ли ее муж запах несчастной любви. Достаточно только взглянуть на этого беднягу, чтобы все стало ясно, размышляла она, украдкой посматривая на Никласа, пока Шон рассказывал отцу о поездке. Достаточно увидеть этот отсутствующий взгляд и измученное бледное лицо, от которого, кажется, отхлынула вся кровь, а черты не выражают ни чувств, ни мыслей, потому что и те и другие витают сейчас очень далеко. Достаточно посмотреть на эту склоненную голову, на согбенную шею, на то, как беззвучно шевелятся его губы… Наверное, один лишь запах роз, который он чувствует или думает, что чувствует, помогает ему представлять ее лицо и не дает впасть в полное отчаяние.
– …Каждый день?
– Каждый день! Она сказала – он может либо сам присматривать за лавкой, либо вовсе ее закрыть, ей наплевать: она все равно поедет с нами на прогулку.
– Молодец, дочка!
– Она умеет водить его фургон. Мы ездили в Утерард
[27].
– Здо́рово!
– В общем, мы уехали и не возвращались до тех пор, пока… Правда, за это время нам все же пришлось несколько раз съездить в город, да, Ник?..
– Кстати, об Исабель… Она, часом, не собирается нас навестить? Она ничего не говорила? – На мгновение Мьюрис позволил образу дочери встать перед своим мысленным взором, и вместе с ним в его душе пробудилась мысль или, скорее, фантазия, как было бы замечательно, если бы вся семья снова собралась на острове в полном составе – единая, дружная, неподвластная разъедающему влиянию времени. Едва родившись, эта фантазия захватила его; она была как весенняя река, которая стремительно несла его – невольного пассажира чувств – все дальше в счастливое и несбыточное будущее.
– Вы, мальчики, пойдите погуляйте, дайте отцу спокойно попить чаю. Еще успеете наговориться. Ступайте, ступайте… только сначала приведите себя в порядок, а то, глядя на вас, можно подумать, будто в Голуэе нет воды для умывания!
И, выпроводив молодых людей из кухни, Маргарет стала накрывать стол для мужа.
– Ну и зачем ты все время о ней вспоминаешь? Она ведь уехала совсем недавно! Девочка только-только вышла замуж, а ты уже спрашиваешь, когда она вернется! Ну что у тебя за привычка, вечно ты строишь из себя дурака!.. – Ее голос был резким и прерывистым, словно молчание было стеклянной пробкой у нее во рту, и сейчас она выплевывала ее осколки. Взяв с плиты чайник, Маргарет поставила его перед мужем. – К Коману небось заходил?!
– Заходил.
– И это вместо того, чтобы поскорее идти домой, повидаться с сыном!
– Я же знал, что ты захочешь расспросить их без помех.
– Я не стала ничего спрашивать. Все время, пока их не было, я молилась только об одном – о том, чтобы Шон не вернулся назад в инвалидном кресле. Мало ли что могло с ним случиться в этом Голуэе! Все пять дней я только и знала, что молилась, все коленки себе протерла, а ты?.. Это ведь ты захотел, чтобы Шон поехал повидаться с сестрой. И всегда-то ты торопишься, неужто так трудно было хоть немножечко подождать?
– Слушай, хватит, а?..
– Хочешь, я скажу тебе, почему ты так настаивал на этой поездке? Я-то знаю – почему! Ты небось думал, что это заставит ее вернуться. Нет уж, не отпирайся – я тебя давно знаю, знаю все твои странные фантазии и выдумки! Я знаю…
– Да что с тобой сегодня?! Ради бога, Маргарет, что?!.
– Ничего. – Она снова прикусила нижнюю губу, покрепче сжав ее зубами. Вот так оно и бывает, думала Маргарет. Стоит на секундочку открыть рот, и все, что ты хотел сохранить в тайне, тотчас вылетает наружу. Отвернувшись, она принялась тереть жирную сковороду, а Мьюрис пил чай, чувствуя, как с каждым глотком улетучивается навеянное виски хорошее настроение. Сейчас он был похож на воздушный шар, из которого вышел весь воздух, и Маргарет, поглядев в окно на чеканное голубое небо, пожалела о том, что была с ним слишком резка́. Достав из духовки яблочный пирог, она отрезала мужу длинный и широкий кусок, полив его сливками – не слишком обильно, чтобы у него не сделалось плохо с сердцем.
– На-ка, попробуй. К сожалению, яблоки еще немного кисловатые.
