– Ты любишь мою дочь? – Вопрос сорвался с губ Мьюриса неожиданно для него самого, но совсем рядом братья Джойсы наяривали на скрипках, и Падер его не расслышал.
– Что-что?
– Ты… иди-ка сюда. Нет, давай лучше выйдем на минутку.
И пока Маргарет Гор осторожно извлекала из глаза то ли соринку, то ли колючую частичку материнского горя, Мьюрис вытащил Падера в темноту. Переход от духоты паба к прохладе и свежести ночи был таким быстрым, что звезды в небе вдруг куда-то поплыли, а привязанная у причала синяя лодка Горана словно повисла в воздухе, не касаясь воды. Впрочем, через несколько мгновений ночной пейзаж снова принял обычный вид.
Мьюрис несколько раз моргнул, чувствуя, как ночной ветерок холодит ему затылок. Момент был важным: он хотел получить от стоявшего перед ним шута горохового ответ на свой вопрос. Точнее, даже не ответ, а невозможное, невероятное доказательство того, что да, он любит Исабель. Подняв правый указательный палец, Мьюрис проговорил раздельно:
– Я хочу, чтобы ты мне ответил. Я хочу, чтобы ты объяснил, почему я должен позволить тебе жениться на моей дочери.
Не успели эти слова сорваться с его языка, как он словно наяву услышал голос Маргарет, которая сурово отчитывала и бранила его, но отступать Мьюрис не собирался.
В ответ Падер сморщился, выразительно поднял брови, но тут же нахмурился, отступил немного и тихонько выдохнул уголком рта; снова подняв брови в знак того, что он совершенно серьезен, Падер отвернулся и, ухмыляясь, уставился куда-то в морскую даль. Самый тон, каким был задан вопрос, застиг молодого человека врасплох, и он воспринял его почти как агрессию.
В следующее мгновение рука Мьюриса легла на его плечо, развернула. Падер взглянул в лицо будущему тестю, но увидел не его, а собственного отца.
Он сбросил чужую руку с плеча.
– Не вам что-то мне позволять или не позволять, – отчеканил Падер и, обогнув Мьюриса, двинулся назад, к пабу. От сознания того, что ему удалось наконец осадить собственного папашу, его походка стала еще более развязной.
– Эй, постой! Погоди-ка минутку! Всего минутку!..
Мьюрис схватил Падера за пиджак, потянул – и вдруг почувствовал сильный толчок. Небо у него над головой вдруг распахнулось во всю ширь, а звезды совершили полуоборот и дождем посыпались в море. Не удержав равновесие, Мьюрис завалился на бок и почувствовал, как впивается в щеку холодный галечник дорожки.
Это не был удар, да и Падер не собирался сбивать его с ног. Увидев, что его будущий тесть упал, он хотел броситься на помощь, но его опередили трое мужчин, которые как раз вышли из паба, чтобы немного проветриться. За ними высыпали наружу почти все гости. Поднялась суматоха, люди пытались помочь Мьюрису подняться, поставить его на ноги, но только мешали друг другу. Выбежала на улицу и Маргарет; она тоже поспешила к мужу, старательно скрывая свою досаду.
– Все в порядке, все в порядке. Я просто упал. Камни были мокрые!
Прозвучало несколько острот, касающихся Мьюриса и виски, а также советов, которые он, должно быть, давал голуэйцу, после чего вся толпа вернулась в паб.
Маргарет Гор знала, что на самом деле все было не так безобидно, но спросить, в чем дело, она не осмелилась. Этой ночью они с Мьюрисом долго не могли уснуть: обоим казалось, будто они отдают свою дочь на заклание. Об инциденте возле паба Мьюрис не упоминал, но, ворочаясь с боку на бок, не мог не думать о том, что будущее Исабель больше от него не зависит. Она выйдет за этого человека, а ему останется до конца дней лелеять горечь своей потери. Для Мьюриса это был еще один серьезный удар, но за свою жизнь он успел к ним привыкнуть. С чего бы разочарованиям и потерям прекратиться именно сейчас, думал он. «Завтра… завтра я проснусь, чтобы расстаться с последней надеждой сделать свою семью счастливой. Не пройдет и года, как Исабель возненавидит своего мужа, а еще она возненавидит меня за то, что я ее не остановил. Боль неправильного выбора останется с ней навсегда, но… Но что я-то могу поделать?!.»
Маргарет Гор, лежавшая рядом с мужем, тоже пошевелилась в постели. Каждый знал, что другой не спит, но старательно изображал сон, не в силах найти подходящие слова. А еще оба знали, что стоит им высказать свое разочарование вслух, и свадьба станет невозможной, и тогда Исабель, скорее всего, убежит с женихом и выйдет замуж где-нибудь в другом месте. Им, таким образом, не оставалось ничего другого, кроме как беспомощно наблюдать за происходящим, словно предстоящее событие было полной ужаса и безысходности трагедией, снова и снова воспроизводимой в замедленной съемке на освещенном звездами белом потолке спальни. В конце концов Маргарет придвинулась к мужу и обняла его сзади. Он не повернулся, но поднял руку, накрыв ее пальцы, и они еще долго лежали так, без сна, без слов, глядя в темноту, и запах их общего отчаяния, вытекавший в открытое, с раздвинутыми занавесками окно, смешивался с солоноватым ночным воздухом.
Утром Маргарет застала в кухне Исабель, которая поднялась еще раньше ее. Шону снова стало хуже; забившись в угол свой кровати, он жестами показывал, чтобы его не беспокоили.
– Как бы там ни было, я все-таки выйду замуж, – сказала брату Исабель перед тем как покинуть его комнату. Направляясь в кухню, она ощущала уныние, в которое погрузился весь дом, как прилипшую к ногам тяжесть.
– Доброе утро, мама. Тебе, наверное, тоже не хотелось сегодня вставать?
– С чего ты взяла? Сегодня ведь твоя свадьба, дорогая. Это самый счастливый день в моей жизни. – Маргарет ненадолго замолчала. И как только ей удалось это сказать?! Наконец она сложила ладони перед собой и добавила: – А теперь за дело! Нам нужно еще многое успеть.
С этого момента весь дом окончательно пробудился и запульсировал энергией в преддверии неминуемой свадьбы. Маргарет разбудила Мьюриса, достала его костюм и свежую сорочку, выбрала галстук и принесла ему чай в постель. Он заснул только на рассвете и сейчас очень медленно опускал ноги на холодный пол, словно ступая на него впервые. Сможет ли он стоять? Ходить? Такие вопросы задавала себе Маргарет, наблюдая за мужем сквозь открытую кухонную дверь.
– Сегодня твоя дочь выходит замуж, – напомнила она, кусая губу. – Смотри не опозорься.
И она пошла кормить Шона; впрочем, ей так и не удалось выманить его из постели и перевезти в кухню, чтобы поздороваться с Норой Лиатайн – ближайшей соседкой, которая, как видно, почуяла запах отчаяния, на протяжении всей ночи исходивший от коттеджа Горов. Нора была вдовой и ощущала чужое горе буквально за версту. Когда у кого-то случалась беда, Нора была тут как тут: сознание того, что смерть мужа, красавца Лайама, было не единственным проявлением божественного попечения о жителях острова, служило ей утешением.
Маргарет встретила соседку в дверях.
– Все в порядке?
– Все хорошо, Нора.
– Ну да. Это хорошо, что все хорошо. – Гостья немного помолчала. Казалось, она принюхивается. – Сегодня большой день, да. У тебя, наверное, много дел? Можно мне перемолвиться с Исси парой слов?
