– Понятное дело, – отвечаю, – по дальним бомбардировщикам бить готовы, что по английским, что по нашим. «Ланкастер» для них самая ожидаемая цель.
– Давай-ка попробуем у города пониже спуститься и на бреющем. В центр не попрем, смысла нет, мы же без груза, бомбить нечем – курс проложу по касательной. С юга зайдем и низко – авось не сразу заметят с такого необычного ракурса, глядишь, проскочим, пока очухаются? А засекут – все Галюченко работы меньше.
– А что? Столько уже сумасшествий с нами случилось, одним больше – только на пользу. Чтобы не нарушать традицию, так сказать.
Километров за сто я начал плавно высоту сбрасывать. Ближе к земле – в теплый слой вошли, и расстегнул комбинезон. Летим. Внизу и впереди город большой, и, что удивительно, огнями вроде бы сверкает.
– Странно, никакого затемнения. Три часа ночи по местному времени, а свет горит тут и там, – раздался беспокойный голос Алексея.
Значит, не померещилось мне. И правда, цепочки огоньков могли быть только улицами. Со стороны центра города светило как днем. Совсем обнаглели фрицы – оборона сильная, это понятно, и от всех фронтов далеко. Погода безоблачная – не подберешься незамеченным. Но мы-то подобрались! И ни одного выстрела, тем более ни одного самолета в воздухе. Хотя…
– Алексей, Прохор, что вверху видите по правому борту?
В небе быстро ползла зеленая точка. Алексей дальномер навел:
– Вне пределов измерения. Похоже, тысячах на десяти – одиннадцати идет. И скорость…
Для самолета слишком быстро. «Фау»? Секретный приказ слушали – немцы ракетные снаряды на Англию запускать готовятся. Но почему здесь, около Мюнхена? Полигон испытательный? Вернемся – доложим. Если дотянем…
Указатель топлива шевельнулся и сполз на деление влево. Слишком быстро, слишком часто скачет. Почему? Заплатка наша прохудилась? Двигатели жрать больше стали? Тогда конец, точно не дотянем. В придачу к этим неприятностям появился странный звук. Я прислушался. Посмотрел на Прошу. Сидит спокойно.
– Мне одному слышится? – спрашиваю.
Экипаж молчит. Что-то будто болтается в фюзеляже. Не пойми что. Люк до конца не закрылся? Нет, я бы это ощутил на штурвале.
– Костя, – кричу, – спустись, взгляни, что в бомбоотсеке мотыляется?
Пошел. Назад – по проходу, как влетел, ржет, довольный, будто старого друга встретил:
– Там отсек птеродактилями набит! Шевелятся! Не сосчитать. Хорошо, что дверь только чуть приоткрыл – боялся, вдруг ветер свистеть будет. Полезли, еле захлопнуть успел.
Алексей к Прохору поворачивается:
– Откуда птички?
– Я им не разрешал. – И глаза у физика испуганные, как у первоклассника.
Я не удержался и рявкнул:
– А они тебя спрашивали?!
– Не-а, – головой мотает и смеется, – сами залезли. Из боевой кабины Галюченко подтянулся, как прознал про события, непонятно.
– Зайцы, – говорит, – безбилетники.
Откуда только слов таких у себя в деревне набрался? А птеродактили отогрелись, надо понимать, уже вовсю шебуршатся. Обшивку внутреннюю сгрызут – это ладно. Что там важного по стенам у нашего аппарата проходит? Не перекусили бы.
– Что делаем? – спрашиваю. – Поднимаемся, чтобы они примерзли опять?
А Проша не слушает, рассуждает:
– Аппаратуру активировали над джунглями, гнездо в самолет турбулентностью засосало…
– Да заткнись ты, – беззлобно ворчит Костя, – думай не о том, как они сели, а как их высаживать.
– А чего высаживать? Откройте дверь, они и выйдут. У них же крылья.
Да-а, ученый он таки гениальный. Крыльев-то мы и не заметили. Оно и без крыльев не жалко было бы эту гадость выбросить. На головы немцам.
– А ну! – кричу. – Зря меня все время за ваши веселухи чистят? Сейчас вместе хулиганить будем. Даешь гадам гадов на головы!
– А чего? – раздался голос Галюченко. – Все равно помирать, давайте птичек на Рейхстаг сбросим. Хоть запомнят нас немцы.
– Давай, – вразнобой три голоса.
Ну и мне такое больше по вкусу, чем шкуру спасать. Веду штурвал левее, только потом спохватываюсь:
– Алексей, давай новый курс. Только с горючкой не знаю, как впишемся.
– До Рейхстага, до Берлина то есть, не дотянем, я горючку посчитал. Давайте здесь бросать. Штурвал держи пока на два градуса левее. Потом уточню, не получается по карте к местности привязку сделать.
Интересная картина открывалась под нами. Мало того что дома без затемнения, машины тоже кое-где фарами подсвечивают – видно, как ползут огоньки. Будто и нет сверху нашего бомбардировщика, да еще и одного из самых больших.
Слышу в наушниках, штурман говорит:
– Знаете, отбомбимся птеродактилями, и давайте на запад поворачивать, до Франции. Авось дотянем, а там маки́, партизаны, – замполит рассказывал. Глядишь, прибьемся. До наших отсюда никак, даже до Польши вряд ли получится.
– Ты что, Алексей, с ума сошел? Какая Франция?
– А что? – встрял Костя. – Фашисты нас ловить будут по дороге домой, но другой дорогой, потому что примут-то за англичан. – Рассмеялся и добавил: – А я в Париже никогда не был.
– И я не был, – прогудел Петр Иванович.
– Да где ты был-то со своей деревней, интурист хренов? – не выдержал я.
– Где, где, в меловом периоде был, вон у Проши спроси.
Уел ведь! Да и идея вроде здравая. Глядишь, и не попадем гестапо в лапы. Подхватываю:
– Следующая остановка Мюнхен, высадка безбилетников. Конечная – Франция.
Еще пять минут по хронометру – и мы почти над центром, освещенным по полной. Красота, аж загляделись. И народу на улицах много – человека не различишь, а если много людей, движение видно. Совсем с ума посходили – три часа ночи ведь!
Вдруг, как рубильник опустили, свет погас везде. Засекли! Беру левей – там площадь виднелась со зданием каким-то большим. Рейхстага лучше не найдем уже – сейчас прожектора начнут по небу ходить, и все – обстрел.
– Бомболюк!
– Замки в боевом. – Алексей уже в кресле бомбардира.
– Сброс!
– Полетели птички.
И тут – взрыв, все горит вокруг. Красные, зеленые, желтые всполохи. Ничего не вижу. Ослеп? Убили? Но машину вроде держу как обычно. А вспышки снова – серия за серией.
– Достали? – кричу.
– Та здесь все цело, – первым отзывается Галюченко.
– Приборы в порядке, – докладывает Алексей.
Что за черт? Все от разрывов горит – и снизу земли не видно, и сверху все в искрах, – а у нас, похоже, ни одного попадания. В рубашке родились специально для этого случая? Валить надо от такого неожиданного везения.
