– Так.
– Замкнутый круг какой-то. В который раз кружу по нему, опять подведу вас. – И Прохор так же отрешенно уставился в землю.
– Опять. А когда в первый раз было? – спросил я, садясь рядом на бревно.
– Ну, а сюда по чьей вине мы свалились, – совсем не вопросительно спросил в ответ Проша, прищурился и скучающе стал смотреть на верхушки деревьев, – только не надо мне ничего говорить.
Я провел рукой по лицу, смахивая пот. Градусов под пятьдесят в тени.
– Знаешь, Прош. Я все-таки скажу, разрешаешь? – спросил тоже не вопросительно я, уставившись на те же самые верхушки наших джунглей. – Ты хотел войну закончить. И мы хотели. Да, в общем-то, и все на этой войне оказались потому, что закончить ее хотят. А уж кого и как она приложит, тут не угадаешь. Если бы не «юнкерс», ведь все могло получиться. И он нас не сюда отправить пытался, а в землю носом. Но мы вот тут неплохо устроились, живые.
– Мне иногда кажется, что ничего не получится, – перебил меня вдруг Прохор, – что мы, наверное, и не выберемся отсюда.
Ох, Проша, мне, может, тоже много чего кажется. Но вслух я бодро сказал:
– Вероятность такая есть ведь, так? Самолет, твоя машина, топливо – все есть. Я тебя как научную сторону нашего экипажа спрашиваю.
– Да-а. – Физик повеселел, уловил мою мысль.
– Ну и вот, расклад такой. Пока вероятность есть, будем рубить просеку. Машину проверяй как хочешь. Просто, Прош, сделай все возможное. Иначе будет обидно, если над Берлином без бензина свалимся с заглохшими моторами.
– Сделаю, – очень серьезно посмотрел физик.
Смешной он, вот смотрит, а уже сквозь меня, будто уже циферки там свои считает-считает. Я встряхнул фляжку, булькнуло на дне – почти пустая.
– Пусть Петр Иваныч водички захватит.
– Передам. А тебе приказываю, капитан, лечь на бревно…
Я повернулся к Проше и уставился на него. Это что-то новенькое. Тот мягким своим голосом с довольной мордой доброго пса все нерешительнее продолжал:
– …вытянуться в полный рост, значит, и отдыхать до прихода ефрейтора Галюченко…
Тут только до меня стало доходить, что Проша-то назначен командиром нашей экспедиции и сейчас, похоже, пытается продемонстрировать это. А тот еще нерешительнее добавил:
– Во избежание теплового удара. У тебя, Миша, лицо красное.
– Слушаюсь, товарищ командир, – с серьезной мордой ответил я.
Физик довольно рассмеялся и пошел.
А я последовал его приказу. Вылил оставшуюся воду на голову, лег и вытянулся. Небо это чужое при взгляде с просеки, в узком пространстве между кронами деревьев, казалось вполне себе своим. Если не смотреть на кружащих над сырой низиной перепончатых и не слушать их визг.
Пусть физик своей машиной времени занимается, такое у нас расписание. Чтобы и просеку не запускать, и с ремонтом «ланкастера» не затягивать, и Прошину машину к взлету иметь в рабочем состоянии.
Я закрыл глаза, устал как черт. Уже проваливался в сон, когда послышались шаги. Смотрю, из-за кустов вывернул Галюченко с фляжкой воды. Протянул мне. Я сел и подвинулся.
– Давай, Петр Иваныч, твое дерево сегодня свалим. Хоть далеко от центра просеки, но оставлять опасно, мотнет машину в сторону, и зацепим, – сказал я. Взял фляжку, сделал пару глотков. Теплая вода, а как холодной хочется! Да нет здесь холодной и не будет. Что-то сегодня особенно на тоску потянуло. Я усмехнулся устало: – Как военнопленный?
– Сидит, лежит, в кусты ходит, воды дали, – сказал Петр Иваныч, шлепнув себя по шее, сняв кровососа. Выдернул топор, торчавший в пне. – Давай свалим, капитан. Сейчас еще пройдусь по нему.
– Там немного осталось, с Прохором думали, прикончим его, – сказал я. – Но нет, отступили, намахались так, что решили отдохнуть, хотели попозже еще один заход сделать. Давай приступай, я вон тем пнем займусь. Высоковат, лучше убрать. А то, когда «ланкастер» к нему подтянем, жечь опасно будет.
– Понял. А там и хлопцы придут, будем чаи гонять, я меда набрал опять, повезло, рядом второй улей прятался. – Бортстрелок пошел враскачку по просеке.
Дерево, которое мы рубили уже второй день, росло по краю намеченной полосы. Чудом не зацепили, когда садились. Петр Иваныч его вчера хорошо подтесал, я тоже больше чем на две трети прошел. Но великан стоял крепко и не собирался падать.
Я возился с не желавшим разгораться пнем, смотрел, как остервенело машет топором Петр Иванович. Беспокоится, потому и работает без отдыха. Да чего там, и я места себе не находил из-за того, что ребята задерживались. Стараешься вида не подавать, сам понимаешь – и остальные тоже делают вид, что все хорошо, а разговор возьмет и заглохнет на полуслове. Петр Иваныч уже второй раз рассеянно хлопнул себя по лбу и пробормотал:
– Это про что же я? Не помню.
Наверное, так же переживал, когда мы с Алексеем ходили «юнкерс» искать. Может, и больше – сейчас-то понятно, куда ребята пошли, а тогда отправились в неизвестность. Тепло на душе от этого понимания. Если о тебе кто-то беспокоится, то и чувствуешь себя нужным. Не вообще нужным, как солдат, например, на войне, а нужным именно этому конкретному человеку, чужому мужику из никогда не виденной мной Винницкой области… Получается, не чужому, какой же он чужой, если заботится и беспокоится.
Уже сумрачно становилось, а мы все какую-то работу находили или просто сидели на бревне.
– Моя очередь, дай помашу немного, отдохни, Петр Иваныч.
– Да чего отдыхать, – отмахнулся было от меня хмуро бортстрелок, пот с него катился градом.
Но топор отдал. Задрал рубаху, вытер лицо.
– Проша мне прописал отдых, – усмехнулся я, прошел вокруг дерева, размахнулся, ударил, лезвие звякнуло будто вхолостую, – чтобы теплового удара не случилось. Говорит, лежать, капитан, у тебя морда красная. Вот теперь и я тебе прописываю. Ступай в лагерь отдыхать. Что мы с тобой тут до полночи вокруг этой елки скакать будем? Иди, я скоро следом двинусь.
– Проклятущее, будто резиновое, – с досадой сплюнул Петр Иванович, потер ладони, машинально пошарил по карманам, сплюнул еще раз. – Курить охота. Проша лучше бы табак нашел! А никуда я не пойду. Хлопцев почему нет, как думаешь, капитан?
– Идут, – коротко сказал я, посмотрел на Петра Иваныча, тот ждал. – Идут, Петр Иваныч. Думаю, через стену с грузом за один раз не переправишься. Время ушло на спуск и подъем. Вот и задерживаются.
Бортстрелок кивнул:
– Вот и я тоже думаю, что из-за стены это, чтоб ее перекособочило.
– Лишь бы не под ними, – добавил я.
Мы устало рассмеялись. Опять разбрелись в разные концы просеки. Он взялся резать ножом поднявшуюся поросль на делянке, которую определили под завтрашнюю попытку. Я топором махал. Казалось, что подается, долбил, как тот дятел.
