– Да, знакомое чувство, – кивнул я.
Мы сидели на заднем крыльце. Я рассматривал сеньора Сагуаро.
– А когда ты не с ней, с тобой происходит то же? – спросил Арчи.
– Нет. По крайней мере мне так не кажется. Но когда я с ней, то общее отношение распространяется и на меня.
Из уголка губ Арчи вылетело маленькое облачко дыма. Он грустно улыбнулся.
– Бедный дельфин. Попал в сети для тунца.
Я взял в руки Барни – череп грызуна эпохи Палеоцена – и подумал о том, будет ли кто-нибудь держать череп Корицы 60 миллионов лет спустя.
– И что мне делать?
Арчи махнул рукой.
– Ну, самое простое – это держаться подальше от нее. Тогда у тебя не будет никаких проблем.
– Классный совет, – фыркнул я. – Ты же знаешь, что это не самое простое.
Конечно, он знал, но хотел, чтобы я сам сказал это. Я рассказал ему про валентинку, про вечер за автомобилем, про прогулку в пустыне. Про вопрос, который сначала показался мне глупым, но тем не менее не вылетал у меня из головы: «Ты веришь в волшебные места?» Его-то я и задал Арчи.
Он вынул трубку изо рта и посмотрел прямо мне в глаза.
– Несомненно.
Я смутился.
– Но ты же ученый. Человек науки.
– Человек костей. Нельзя не погрузиться по шею в кости и не верить в волшебные места.
Я посмотрел на Барни. Погладил твердый изгиб его двухдюймовой челюсти, шершавой, словно язык кошки. Шестьдесят миллионов лет в моих руках. Потом я перевел взгляд на Арчи.
– Почему она не может быть…
– …как все? – закончил он за меня.
Встав, он спустился с крыльца в пустыню – потому что весь его задний двор, за исключением сарайчика с инструментами, и был пустыней. Ландшафт тут создала сама природа. Я положил Барни и присоединился к нему. Мы подошли к сеньору Сагуаро.
– Не как все остальные, – сказал я. – Не совсем. Не до конца. Но… Арчи… – Я замолчал.
Он остановился, и я повернулся к нему. Мысли и чувства у меня в голове мешались, сталкивались друг с другом. Некоторое время я с глупым видом смотрел на него, а потом выпалил:
– Она подбадривала чужую команду!
Арчи вынул трубку изо рта, словно чтобы сосредоточиться на моих словах. Подняв палец, он серьезно кивнул:
– А, ну да.
Мы продолжили прогулку.
Мы прошли мимо сарайчика, мимо сеньора Сагуаро. Время от времени я подбирал камешек и швырял его в сторону лиловых Марикопас.
– Нелегко ее выразить словами, правда? – спросил Арчи почти шепотом.
Я покачал головой.
– Необычная девочка, – продолжил он. – Я видел это с самого начала. А ее родители вполне обычные, в хорошем смысле этого слова – милые люди. Откуда она взялась такая? Я часто задавал себе этот вопрос. Иногда мне казалось, что это она должна учить меня. Она как будто связана с тем, чего недостает нам, остальным. Правда?
Он посмотрел на меня.
Я кивнул.
Он перевернул трубку из красного дерева и постучал по ней костяшками пальцев. На кустик засохшего мескита высыпалась тонкая струйка пепла. Арчи указал на меня трубкой.
– Знаешь, есть место, которое все мы населяем, но о котором особенно не задумываемся – мы едва осознаем, что оно существует, и существует оно менее минуты в день.
– Что за место? – спросил я.
– Для большинства из нас оно открывается утром. Это те несколько секунд, когда мы отходим ото сна, но еще полностью не проснулись. Эти несколько секунд мы находимся как бы на более примитивном уровне. Мы только что были погружены в сон, такой же, в какой погружались наши самые давние предки, и что-то оставшееся от них и их мира до сих пор цепляется к нам. В эти несколько секунд мы не имеем представления о каком-то особом распорядке жизни, о цивилизации. Мы не те люди, какими себя считаем, но существа, более родственные дереву, чем, например, клавиатуре. Мы не имеем названий, имен, мы подвешены между тем, что было, и тем, что будет, головастики – до лягушек, гусеницы – до бабочек. Мы на несколько мимолетных мгновений являемся чем угодно, всем, чем можем стать. А затем…
Он вынул кисет и заполнил трубку. До меня донесся аромат вишни. Арчи зажег спичку. Чашка трубки, словно какой-то хищник, поглотила пламя.
– …а затем мы открываем глаза и видим очередной день. Хлоп! – он щелкнул пальцами, – и мы уже те, кем привыкли себя ощущать.
Эти слова, как и многие другие слова Арчи, казалось, не входили в уши, а проникали сквозь кожу, чтобы как будто отложить крохотные личинки, дожидавшиеся, как дождя, моего взросления, когда настанет пора вылупиться – тогда-то я и пойму их в полной мере.
Мы шли молча. На одном кактусе виднелись желтые цветки, но мне почему-то от этого стало невероятно грустно. Пурпур гор окутывал нас, расплываясь, словно акварель.
– Они ненавидят ее, – сказал я.
Арчи остановился и пристально посмотрел на меня. Потом развернул меня, и мы пошли назад. Он положил мне руку на плечо.
– Спросим совета у сеньора Сагуаро.
Вскоре мы стояли у полуразрушенного великана. Я никогда не понимал, как сеньору Сагуаро удавалось сохранять такой достойный, даже величественный вид, учитывая, что сквозь растрепанную поверхность проглядывали его внутренности, а у подножия лежали кожистые лоскуты его шкуры – его свалившиеся «штаны». Арчи всегда обращался к нему подчеркнуто вежливо, словно к судье или высокопоставленному чиновнику.
– Добрый день, сеньор Сагуаро, – начал Арчи. – Надеюсь, вы знаете моего друга и коллегу по Ордену Каменной Кости, мистера Борлока.
Обернувшись, Арчи прошептал мне:
– Я немного подустал, но, думаю, лучше поговорить с ним по-испански. Он предпочитает этот язык, когда речь идет о деликатных вопросах.
Арчи снова повернулся к кактусу.
– Parece, Señor Borlock aquí es la víctima de un ‘shunning’ de sus compañeros estudiantes en el liceo. El objeto principal del ‘shunning’ es la enamorada del Señor Borlock, nuestra propia Señorita Niña Estrella. El está en búsqueda de preguntas
[3].
Пока Арчи говорил, он смотрел на гнездо сыча-эльфа. Закончив, он повернулся ко мне и прошептал:
– Я сказал ему о вопросах.
– О вопросах? – прошептал я. – А как насчет ответов?
