Ее там не было. Я торопливо зашагал по коридору. Выбежал наружу. На остановке ученики садились в автобусы, машины разогревались. Сотни старшеклассников, расходящихся в разные стороны. Несколько месяцев она была повсюду, а сейчас куда-то пропала.
Я услышал ее имя. Ее имя. Те же три слога из тех же букв, которые я слышал весь год, но только сейчас они прозвучали для меня, как звон чистого серебра. Я остановился, чтобы подслушать. Беседовали в группе девочки, направлявшиеся к автобусу.
– Когда?
– Сегодня. После занятий. Прямо сейчас!
– Не верю.
– Я тоже не верю, что она продержалась так долго.
– Исключили? А разве они могут?
– Конечно. Почему нет? Это же не ее школа.
– Я бы давно ее исключила. Это предательство.
– Скатертью дорожка.
Я знал, о чем они. Слухи об этом ходили несколько дней. Старгерл исключили из команды чирлидеров.
– Привет, Лео!
Хор девчачьих голосов, произносящих мое имя. Я обернулся. С их стороны светило солнце. Я прикрыл глаза рукой. Они хором пропели:
– Старгерлый мальчик!
И засмеялись. Я помахал рукой и поспешил домой. Я бы никогда в этом не признался, но внутри меня все бурлило от восторга.
Ее дом находился в двух милях от моего, за небольшим торговым центром на десять магазинчиков. Арчи рассказал, где именно. Я шел пешком. Мне не хотелось ехать. Мне хотелось двигаться медленно, шаг за шагом, ощущать нарастающее напряжение, словно шипенье в бутылке газировки.
Я не знал, что делать, если увижу ее. Я знал только, что нервничаю и боюсь. Мне было удобнее воспринимать ее как историю, чем как человека. Неожиданно мне остро захотелось узнать про нее все. Захотелось посмотреть ее детские фотографии. Захотелось увидеть, как она завтракает, разворачивает подарок, спит. Начиная с сентября она была уникальным и скандальным актером на школьной сцене. Она была противоположностью сдержанности – она ни в чем не сдерживала себя. Все, начиная от украшения парты и речи на конкурсе ораторов и до выступления на футбольном поле, она делала открыто. И все же я ощущал, что уделял ей недостаточно внимания. Мне казалось, я пропустил что-то, что-то очень важное.
Она жила на Пало-Верде. Для такого неординарного человека ее дом оказался на удивление обычным, по крайней мере по аризонским меркам. Одноэтажный. С глинобитными бледными стенами. С рыже-красной черепицей на крыше. Ни одной травинки на маленьком переднем дворе – только бочка, колючие опунции и кучки камней.
Когда я дошел до него, стемнело, как я и надеялся. Я прошелся туда-сюда по другой стороне улицы. Мне подумалось, что меня могут принять за какого-нибудь маньяка, поэтому я обошел квартал и остановился в «Рома-Делайт» купить кусок пиццы. Поспешно заглотил половину и пошел обратно – не мог успокоиться, потеряв из виду ее дом. Как и не мог успокоиться, когда он появился перед глазами.
Поначалу мне было достаточно просто смотреть на дом. Затем я начал гадать, дома ли она. Интересно, что она делает? Насколько я видел, свет был во всех окнах. На въезде в гараж стояла машина. Чем дольше я стоял, тем сильнее мне хотелось приблизиться к дому. Я пересек улицу и практически пронесся мимо него. По пути я подобрал камешек. Пройдя дальше по улице, я повернулся и посмотрел на ее дом издалека.
Я прошептал словно посыпанному солью небу:
– Вот здесь живет Старгерл Карауэй. Она любит меня.
Я направился обратно к дому. Улица и тротуары были безлюдными. Камешек приятно грел руку. На этот раз я двигался медленно. Меня охватило странное ощущение. Взгляд мой сосредоточился на треугольнике света за занавеской. Я видел тень на желтой стене. Она, казалось, парила в свете, не касаясь пола.
Неожиданно открылась входная дверь. Я нырнул за машину и прижался к заднему бамперу. Судя по звуку, дверь закрылась. Послышались шаги. Они приближались – как и длинная тень по дорожке перед гаражом. Мне одновременно стало смешно и странно: как будто здесь, скрючившись за машиной, я находился в том самом месте, где должен был быть.
Ее голос раздался чуть позади тени.
– Помнишь, как ты шел за мной в пустыню после школы?
Абсурдно, но я сомневался, отвечать или нет, как если бы мой ответ – что – выдал бы меня? Я прислонился к гладкому металлу бампера. Мне так и не пришло в голову встать, выйти к ней. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем я выдавил из себя ответ:
– Да.
– Почему ты повернулся и ушел?
Она говорила таким тоном, будто для нее было обычным делом беседовать с людьми, прятавшимися за машинами на обочине.
– Не помню, – ответил я.
– Ты испугался?
– Нет, – соврал я.
– Я бы не позволила тебе заблудиться.
– Я знаю.
От крупной тени отделилась маленькая. Она двинулась ко мне, виляя по усыпанной гравием дорожке. У нее был хвост. И это была не тень, а крыса, Корица. Корица остановилась у носка моего кроссовка и задрала мордочку. Положив передние лапки на кроссовок, она обнюхала шнурки.
– Знакомишься с Корицей?
– Вроде как.
– Врешь?
– Вроде как.
– Боишься крыс?
– Вроде как.
– Думаешь, я милая? Если ответишь «вроде как», я дам Корице команду тебя укусить.
– Да.
– Что «да»?
– Я думаю, ты милая.
Мне хотелось добавить «вроде как» – просто, ради смеха, но я сдержался.
– А Корица милая?
Крыса уже оседлала мой кроссовок. Я ощущал ее вес. Мне захотелось стряхнуть ее. Хвост ее свешивался на дорожку.
– Без комментариев, – сказал я.
– Ух, ты слышишь, Корица? Без комментариев. Он не хочет, чтобы люди узнали, что он считает тебя милой.
– Я думаю, ты немного слишком ею увлечена, – сказал я.
– Надеюсь, что так и есть, – сказала она. – Ведь это так весело – чем-нибудь увлекаться. Хочешь взять Корицу к себе на ночь? Ей нравится ночевать в гостях.
– Нет, спасибо.
– Ах, – ее голос прозвучал насмешливо-недовольно. – Точно не хочешь? Она не доставит хлопот. Для нее везде найдется место. Нужно только накормить ее пшеничными хлопьями. Или двумя виноградинками. И она не накакает на твой ковер. Правда, Корица? Давай встань и скажи, что не накакаешь. Встань, Корица.
Корица встала на задние лапки, оставаясь на моем кроссовке. Глазки ее сверкали, словно черные бусинки.
– Разве у нее не миленькие ушки?
Кто вообще обращает внимание на уши крыс? Я присмотрелся. И в самом деле, миленькие.
– Да, – сказал я. – Вроде бы так и есть.
