Благодарю Ника Улиано, Тони Койа и Майка Оливера за то, что помогли мне рассказать эту историю, а также моего редактора, Джоан Слэттери
Посвящается Эйлин, моей Звездной девочке
А также Лорену Айзли, который научил нас тому, что, даже если мы есть, мы становимся
А также Сонни Листону
Галстуки с дикобразами
Когда я был маленьким, мой дядя Пит носил галстук с дикобразом. Мне этот галстук казался самым крутым предметом в мире. Дядя Пит терпеливо стоял передо мной, пока я перебирал пальцами гладкую шелковую поверхность, почти ожидая, что вот-вот почувствую укол одной из иголок. Однажды он дал мне его поносить. Позже я пытался раздобыть такой галстук, но нигде не находил похожего.
Когда мне исполнилось двенадцать, мы переехали из Пенсильвании в Аризону. Дядя Пит пришел попрощаться с нами в галстуке. Думаю, он решил в последний раз показать мне его, и уже за это я ему был благодарен. Но он театрально сорвал его и повязал мне на шею.
– Держи, он твой. Подарок на переезд.
Я так любил этот галстук, что решил собрать целую коллекцию таких. Через два года после нашего переезда в Аризону эта коллекция по-прежнему насчитывала только один экземпляр. А где вообще, если уж на то пошло, можно раздобыть такой галстук, тем более в городке Майка, штат Аризона?
На мой четырнадцатый день рождения в местной газете я прочитал заметку о себе. В семейном разделе регулярно печатались сообщения о днях рождения каких-нибудь детей, и моя мама позвонила в редакцию, чтобы напечатали и про меня. В конце заметки говорилось: «В качестве хобби Лео Борлок собирает галстуки с дикобразами».
Несколько дней спустя, возвращаясь из школы, я нашел на нашем крыльце пластиковый пакет. Внутри находилась завернутая в подарочную бумагу коробка, перевязанная желтой лентой. На карточке к ней было написано: «С днем рождения!» Я развернул бумагу и раскрыл коробку. Внутри лежал галстук с дикобразом. Точнее, с тремя дикобразами, двое из которых метали иглы, словно дротики, а третий ковырял иглою в зубах.
Я внимательно рассмотрел пакет, коробку, бумагу. Имени отправителя не было. Я спросил родителей. Спросил друзей. Позвонил дяде Питу. Все говорили, что ничего не знают про галстук.
Тогда я счел этот случай загадочным. Мне и в голову не приходило, что за мной следят. За всеми нами следили.
1
– Ну что, видел ее? – спросил меня Кевин в первый день занятий в одиннадцатом классе, когда мы ждали звонка.
– Кого? – отозвался я.
– Ха!
Кевин вытянул шею, высматривая кого-то в толпе. Судя по его лицу, он что-то увидел. Усмехнувшись и не отводя глаз, он произнес:
– Узнаешь.
Сотни школьников толкались, выкрикивали имена друг друга, показывали пальцем на загорелые лица, которые не видели с июня. Никогда мы так не интересовались друг другом, как в эти пятнадцать минут перед первым звонком первого дня.
– Кого? – толкнул я его локтем.
Зазвенел звонок. Мы двинулись внутрь.
Я снова услышал этот вопрос во время классного часа – шепотом, за спиной, когда мы произносили Клятву верности.
– Видели ее?
Я слышал его в коридорах. Слышал на уроке английского и на уроке геометрии.
Интересно, кого нужно было увидеть? Новую ученицу? Потрясающую блондинку из Калифорнии? Или с востока, откуда переехали многие из нас? Или одну из прежде неказистых девчонок, что в июне уходят никем не замечаемые, а в сентябре возвращаются уже с пышными формами – удивительное преображение за десять недель.
И только на географии я услышал имя: Старгерл
[1].
Я обернулся и посмотрел на сидящего за мной одноклассника.
– Старгерл? Что это за имя такое?
– Вот такое. Старгерл Карауэй. Она сама так себя назвала на классном часе.
– Старгерл?
– Ага.
А потом я увидел ее. За обедом. Облаченную в серовато-белое платье, очень длинное – до каблуков. С рюшами на горловине и рукавах, похожее на свадебное платье прапрабабушки. За спиной висел явно не рюкзак с учебниками. Поначалу мне показалось, что это миниатюрная гитара. Позже я узнал, что это называется «укулеле».
Она несла не поднос с обедом, а большую холщовую сумку с изображением подсолнуха в полную величину. Пока она шла, в столовой воцарилась гробовая тишина. Остановившись у пустого столика, она положила на него свою сумку, сняла инструмент с плеча и села. Вынула из сумки сэндвич и принялась его есть.
Половина столовой продолжала смотреть, половина тихо загудела.
– Ну, что я говорил? – ухмыльнулся Кевин.
Я кивнул.
– Она в десятом классе, – продолжил Кевин. – Говорят, раньше она училась на дому.
– Может, это все объясняет, – предположил я.
Она сидела к нам спиной, поэтому лица я не видел. За ее столик никто больше не сел, зато за соседними школьники сгрудились, кое-кто даже сидел вдвоем на одном стуле. Но она как будто не замечала их. Она казалась потерпевшей кораблекрушение на необитаемом острове посреди моря глаз и гула голосов.
– Ты думаешь о том, о чем же и я? – снова усмехнулся Кевин.
Я усмехнулся в ответ и кивнул.
– «Будет жарко».
«Будет жарко» – наша школьная телепрограмма, которую мы начали снимать год назад. Я был ее продюсером-режиссером, Кевин – ведущим. Каждый месяц мы брали интервью у какого-нибудь ученика. Пока что это были отличники, спортсмены, образцовые примеры. В каком-то смысле примечательные, но не особенно интересные.
Вдруг зрачки Кевина расширились от удивления. Девушка взяла в руки укулеле и принялась перебирать струны. А затем запела. Покачивая головой и плечами, она пропела: «Ищу я клевер четырехлистный, что прежде упустила я». В столовой вновь воцарилась тишина. Затем кто-то захлопал в ладоши. Я обернулся. Это хлопала кассирша за стойкой.
Девушка встала, перебросила сумку через плечо и прошагала мимо столиков, продолжая перебирать струны, напевая и покачиваясь из стороны в сторону. Все следили за ней, не сводя глаз и раскрыв рты. Словно не веря этим самым своим глазам. Когда она дошла до нашего столика, я впервые увидел ее лицо. Не ослепительно прекрасная, но и не уродливая. На переносице рассыпаны веснушки. В общем-то она ничем не отличалась бы от большинства девочек в школе, если бы не два обстоятельства. На ней не было никакой косметики, а глаза у нее были самые большие из тех, что я когда-либо видел, похожие на глаза застигнутого врасплох оленя в свете фар. Проходя мимо, она слегка крутанулась, и юбка при этом задела мою ногу. Затем она вышла из столовой.
