«Прогрессивный паралич». Неужели есть такой медицинский термин? Он бы очень кстати пришелся и капитан-лейтенанту С. Р. Сидвею, в отставке, на пенсии, издателю упомянутого альманаха. Ну да ладно: прикончить старину Бейнса — это тоже вполне прогрессивно со стороны этого паралича.
Пока я выбирался из метро «Чансери-лейн» и разглядывал одежду в магазине с фахверковой отделкой, меня мучила загадка: как Джейн позволила этому прыщавому к себе прикасаться, пока он делал ей детей. Досадно было и что он ухитрился жениться, пусть и на такой страхолюдине.
Впрочем, легкая досада не могла испортить мою нечаянную радость, событие надо было обмыть. В обед я пригласил Маргарет в бар «Ланган». Мы заказали по шпинатному суфле с анчоусным соусом и бутылку шампанского. К горячему взяли еще бутылку. Потом прошлись до «Ритца», я снял номер, где мы все и провернули.
В прошлую пятницу я нашел на столе записку. Почерком Фелисити Маддокс, преехидного секретаря нашего отдела. «Звонили из офиса Джеймса Стеллингса. Они имеют честь пригласить вас на ужин во вторник 11-го. В 20:30, Элджин-кресент, 152».
Слово «ужин» меня немного страшило. Кто там будет? Одно дело — он, жена и ребенок. А вдруг это званый ужин? Ни разу на таких не бывал, только в театре видел. И в кино (в «Несчастном случае» Лоузи). Боже. Я представил, как его Кларисса в вечернем платье говорит гостям: «Вы не поверите! Джеймс позвал своего потешного приятеля Туалета Энглби. Надо же, они вместе учились в университете. Какая прелесть! Пожалуйста, не обижайте его!»
Черт, и как раз в четверг мне предстояло съездить в Бирмингем, так что раньше семи домой было никак не вернуться. Я набрал ванну и поставил на проигрыватель диск Steely Dan. Тут надо заметить, что я не люблю так называемую новую волну. Я всегда увлекался самым свежим: рок-н-ролл, потом поп, соул, психоделика, тяжелый рок, прогрессив, глэм, панк, а потом — все. Тот день я запомнил. Диджей поставил «I was working as a waitress in a cocktail bar»
[44], а потом стал распинаться — какой шедевр, наше будущее, все такое. И я подумал: вот этот убогий звук, вот эти куклы с игрушечной дуделкой пришли на смену Хендриксу, Стиви Уандеру, Beatles и Cream… Бог ты мой!.. Я поднял нижнюю створку окна и, хорошенько размахнувшись, зашвырнул туда приемник. Перелетев через улицу, он беззвучно приземлился на булыжный треугольник «сквера», обрамленного чахлыми кустиками. Как приятно: пусть теперь эти пупсы выводят рулады собачьему дерьму, пока не сдохнут батарейки.
А я уже лет пять слушаю только старенькое. Steely Dan мне всегда нравились. Два самых странных парня во всем поп-пространстве. Сошли бы за профессоров математики или компьютерных программистов. («Доктор Дональд Фейген. Статистический анализ. Начало лекции в 9:00»; «Профессор Уолтер Беккер. Булева алгебра. Начало семинара в 10:00».) Не будь они рокерами, как и другие: Джеф «Скунс» Бакстер, на чьей совести, как я понял, гитарный риф в «Bodhisattva», Джеф Поркаро, ну и остальные.
В тот вечер, прежде чем отправиться к Стеллингсу, я слушал их раннюю «Can’t Buy a Thrill», надеясь, что ее мелодичность даст мне правильный настрой. Я слышал ее тысячу раз, но всегда находил что-то новое. Потом пошел «Brooklyn», я тихонько подпевал, когда вдруг до меня дошло, что я всю жизнь не так понимал текст. Лет десять, а то и больше мне слышалось: «A race of angels/Bound with one another,/A dish of dollars/Laid out for all to see,/A tower room at Eden Roc/His golf at noon for three:/Brooklyn owes the charmer under me»
[45].
И это мне давно не давало покоя — хоть я и не очень разбираюсь в гольфе, но знаю, что трибол в клубах вроде не одобряют. В некоторых даже требуют письменное разрешение секретаря. Но это все-таки сам Дональд Фейген — допустим, с девушкой, к которой обращена песня, а может, с Уолтером Беккером — как бы то ни было, это двое: но кто тогда третий и как намерены это утрясти с кедди? Может, Дон сходил к секретарю поговорить, а человеку с такой дискографией кто ж откажет? Но почему-то это мне не давало покоя. Бог его знает, каков Джеф «Скунс» Бакстер в короткой игре.
И вот среди горячей воды и пара меня осенило, что слова-то на самом деле были «His golf at noon for free»
[46], и все тут же встало на свои места. Я с облегчением рассмеялся и вылез из ванны.
Но откуда вообще взялись такие странные мысли? И почему я хихикаю сам с собой? Я вполне допускал, что мои мыслительные процессы могут иногда идти в юмористическом ключе, но ведь не в смехотворном? Что происходит?
Видимо, мне было не по себе.
Костюм у меня имелся, купленный в свое время для походов на Флит-стрит, — уже не слишком новый и модный и не особо чистый. Помимо джинсов, выбор был небогатый. Я надел рыжий пиджак в тонкую жилку (Маргарет однажды его похвалила), новые брюки прямого кроя и темно-бордовую рубашку, единственную на тот момент чистую. К пиджаку шла она не очень, но времени на стирку и глажку уже не было. Относительно галстука меня обуревали сомнения. Все были слишком широкие. Потом я вспомнил, что у меня есть ковбойский «боло», рождественский подарок от Джули в придачу к футболке с Донни Осмондом (куда она, кстати, задевалась?). Оптимальный вариант. Если остальные будут при галстуках, я тоже при нем. А если нет, то я вроде как пошутил. Самые новые ботинки были светло-коричневые, со шнурками, в общем подходящие.
В выходные я раскошелился на бутылку монраше, чтобы порадовать Стеллингса. «Клариссе» купил цветы, вроде георгины (в цветах я не силен, — оранжевые, за цвет ручаюсь), в магазинчике у гаража на Вестбурн-Гроув, куда добрался в 20:22. Ну да, часто смотрел на часы, не хотелось опаздывать. И шел быстрым шагом.
Когда я только приехал в Лондон, Ноттинг-Хилл кишел сквоттерами, бездельниками и уличными музыкантами с банджо, но времена, похоже, поменялись. Вместо отдельных комнат тут стали продавать квартиры, а потом и целые дома. Их скупили американские банкиры, не способные отличить детский ксилофон от «Фендер-Стратокастера».
В 20:29 я уже жал на звонок на Элджин-кресент. Впустила меня маленькая азиатка в белом фартуке и провела в просторную гостиную с камином и с парой огромных картин маслом. На одной — старикан, написанный в манере Гейнсборо (вероятно, предок Стеллингса или Клариссы). Вторая — более или менее случайное распределение оранжевых клякс и завитушек по серому фону, призванное, по-видимому, навести на ряд дилетантских мыслей об «искусстве».
Меня еще трясло от собственной тривиальности, когда в гостиную впорхнул Стеллингс.
— О, Граучо, какая пунктуальность! Вернее, Гаучо, с таким-то галстуком. О, галстук… надо было тебе позвонить. Выпей чего-нибудь. Шампанское? Вино? Скотч?
