По вторникам я уходил из редакции в четыре, сказав Боллу, чтобы звонил мне, если что. Иногда он отправлял меня за город (я не возражал), а пару раз посылал брать интервью.
Это, пожалуй, было не вполне мое.
Помню, беседовал я с неким Джефри Арчером, автором книг. То ли по поводу его нового бизнеса, то ли по поводу новой книги, уже и не помню. Он был депутатом парламента и богатым человеком, потом вложился в клининговую компанию и погорел, но все вернул, когда стал сочинять приключенческие книжки — детского уровня, но популярные у взрослых. Я отправился в небоскреб на южном берегу Темзы, близ Ламбетского моста, и поднялся на лифте на самый верх.
Едва я вошел в кабинет, Арчер облаял меня, точно главный старшина Данстейбл на плацу в Чатфилде. Видимо, хотел выбить из колеи. Изобразил гнев, потом улыбку.
Усадив меня на диван, он с гордостью показал на висящие на стене творения Энди Уорхола (консервные банки, винтажные кинозвезды — убранство во вкусе студента-первокурсника). Теперь он тявкал, как терьер. На мои вкрадчивые вопросы он давал ответы, о которых заведомо знал либо что это неправда, либо что даже я знаю, что это неправда. Провоцировал меня. Попробуй хоть в чем-то усомнись, говорил его сверлящий взгляд, тогда увидишь меня в ярости — не показной, а по-настоящему.
А потом Арчер вдруг переменился, — в один миг, как весенний ветер. Уселся рядом, разулыбался, предложил шампанского. Расспросил про семью, про работу, где учился, и принял меня поздравлять и нахваливать.
Сейчас он вроде уже чокнулся, но тори его по-прежнему явно ценят и постоянно выдвигают на серьезные должности.
В этот миг в помещение (которое сам хозяин называл «пентхаусом») вошла блондинка в возрасте (Мэнди? Сэнди?) с шампанским и бутербродами с копченым лососем.
— Спасибо, дорогая, — тявкнул он ей в спину, когда блондинка засеменила прочь, потрескивая черным нейлоном колготок.
И подмигнул мне.
Ну вот да… Я-то перед интервью порылся в вырезках и узнал, что существует миссис А. (большой авторитет в какой-то химии), все такое. Стыдно сказать, но я заговорщицки улыбнулся в ответ.
Я проболтал с ним несколько часов, мой новый приятель взял у меня адрес и телефон, сказал, что пришлет приглашение на ежегодный корпоратив, где мы, повторил он трижды, хотя я так и не понял, почему это важно, выпьем шампанского под картофельную запеканку с мясом.
Признаюсь, мне он даже понравился.
Вообще общаться со знаменитостями мне нравилось. Редакция была завалена приглашениями на мероприятия, банкеты, вечеринки, встречи, вернисажи и промоакции; а поскольку коллеги ходить туда ленились или опасались, я иногда брал такси и отправлялся просто поглазеть. Там всегда угощали выпивкой, а писать потом ничего не требовалось.
Среди тех, что мне понравились, были «литературные обеды Фойлз» в отеле «Дорчестер». В гостиной для почетных гостей угощают джином с тоником, а потом отличный стол и вина сколько влезет. Салат с копченым лососем и мягким сыром, говяжья вырезка с фасолью и подливкой — пересоленной, но вкусной. Белое вино — простенький рейнвейн, зато красное — превосходный кларет из такого шато, о котором даже вы, наверное, слышали. (Я начал обращать внимание на подобные вещи. Неужели подался в снобы? Не знаю. И если я все еще говорил «туалет» — из принципа, — то не подсвечивал ли я это слово легкой иронией, заключая в невидимые кавычки?)
Единственный минус — на этих обедах приходилось слушать авторов (обычно их три-четыре), которые встают с бокалом в руке и рассказывают о своих новых произведениях. Причем градус скромности зашкаливает так, что уши вянут.
«Часто спрашивают, как возник образ Горацио Беквита, моего знаменитого сыщика. Благодаря счастливой случайности, в истории литературы такое не ново. Я ехал на поезде в Сомерсет в гости к моему доброму другу Пи Джею Каудри, это мой старый друг. Прямо как у Томаса Эдварда в стихотворении „Эдлстроп“! В общем, на полустанке близ Суиндона из вагона вышел мужчина и зашагал вдоль платформы. И хотя стоял погожий июнь, он нес в руке свернутый зонтик. И невольно подумалось: до чего же это по-английски! Этот черный зонтик и дал мне ключ к характеру моего персонажа. Записная книжка всегда при мне, на случай неожиданных находок. Когда мы подъехали к Тонтону, уже сами собой набросались пять страниц про Беквита, про школу, в которой он учился, — многие критики уверены, что описан Итон, — но нет, я вам не скажу, что это была за школа на самом деле, — про его няню, его дорогую матушку, его полк и тяжкие годы службы на Цейлоне. Не говоря уже о его товарище капитане Трудже. Что до капитана… Его образ родился сразу, уже готовый… как Афродита из головы Зевса
[40]! Великие мастера слова писали просто, я стараюсь следовать их заветам. Я никогда не забываю о том, что свое время читатель должен дарить не только мне. Я лишь счастливый гость моего читателя, и я стараюсь никогда не утомлять его — или ее! — своим присутствием, не злоупотреблять читательским гостеприимством. Если можно заменить трехсложное слово двусложным — сделай это!»
Можно подумать, с нами за столом сам Джеймс Джойс. И какими двусложными заменить слова «убийца» и «дворецкий»?
Как-то на выходе оттуда я столкнулся в гардеробе с самим сэром Ральфом Ричардсоном. Он как раз забирал мотоциклетный шлем.
— Привет, — сказал он. — На мотоцикле ездите?
— Езжу, — соврал я.
— Чей?
— Гм… «Ямаха». А у вас?
— А у нас БМВ. Он замечательный. Как раз собираюсь присмотреть новый. Не хотите составить компанию?
Я глянул на часы.
— Это можно.
И мы отправились в ближайший автосалон БМВ, на Парк-лейн, совсем рядом.
— У вас есть защитные очки или забрало? — спросил я.
— Нет, и не надо. Просто прищуриваешься, вот так, и вперед.
Он взгромоздился на огромный мотоцикл, стоявший в витрине. Ветеран сцены и экрана, уже под восемьдесят, он прилег грудью на бензобак и крутанул правой рукой акселератор.
— Брмм, брмм. Примерно так, — сказал он.
Продавец, нервно замерев, вытянулся во фронт. Наверное, он узнал Ричардсона. Я сочувственно ему улыбнулся. Ох уж эти актеры…
И тут сэр Ральф посмотрел на меня:
— Теперь вы.
Я перекинул ногу через седло и ухватился за руль. Никогда не ездил на мотоцикле, но старательно скопировал позу сэра Ральфа — грудью на бензобак, покуда сам актер прохаживался рядом:
— Брмм, брмм, как-то так.
Он опробовал еще пару машин, и мы направились на выход. Продавец, сильно прихрамывая, пошел открывать нам дверь.
Когда мы вышли на Парк-лейн, Ричардсон сказал:
— Похоже, он и раньше работал в мотоциклетной отрасли.
