Итак: его превосходительство, сэр Майкл Энглби, кавалер ордена Подвязки, наш человек в Париже, проживает в апартаментах на рю Фобур-Сент-Оноре, на территории британского посольства: особняк в классическом стиле, выкупленный у сестры Наполеона, я читал, прикинь? Да-да, и не поверишь, говорят, ОН по образованию естественник! Птица высокого полета, Майк-то, хотя жуткий индивидуалист. Это он первым из послов назвал самую маленькую комнатку в доме сестры Наполеона туалетом!
Весна на подходе. На Членских Лужайках под деревьями проклюнулись крокусы.
Вчера утром я обнаружил в своем почтовом ящике записку от Таунсенда — географа-социалиста и моего «наставника». Я зашел к нему в первую неделю после поступления на бокал хереса, и с той поры мы не пересекались. Едва ли спустя два с половиной года он спохватился и решил выдать мне кое-какие наставления. Он написал, чтобы я сразу же явился к нему в корпус Квин-Элизабет.
Тук-тук.
— Заходите, Майк. Присаживайтесь. Спасибо, что сразу откликнулись.
«Майк», эге. Где-то нарыл, стало быть.
Он начал говорить, а я все пытался представить себе, как географ может стать социалистом. Какую литературу надо для этого прочесть? «Пойменное озеро как результат неравенства водоносных горизонтов»; «Осадки в Андах: пример равного распределения»; «Сдвиги тектонических плит и командная экономика»; «Эрозия побережья как вызов для приморских сообществ»; «Советские водохранилища и…».
— Майк?
— Что?!!
— Слышали, что я сказал?
— Вы сказали, что меня хочет видеть инспектор Пек.
— Ничего страшного. Они разговаривают со всеми, кто ее знал, хоть немного.
— Ну и прекрасно. Я-то хорошо ее знал.
— О, надо же!
— Мне надо явиться в участок или они сами придут?
— Сами. Вам так даже удобнее. Сам Пек, еще один детектив и офицер, отвечающий за студентов. Если хотите, можете позвать своего наставника.
Я глянул на его встревоженное лицо. Он зажал руки между коленями и непрерывно крутил пальцы. До меня вдруг дошло, как давно он не контактировал с людьми, да и вообще с реальностью.
— Думаю, это не обязательно.
Таунсенд облегченно хохотнул и вскочил на ноги.
В отворенную дверь ворвался весенний ветер со стороны Паддока.
— Расскажете потом, как все прошло! — наверное, крикнул он мне вслед, но я этого не услышал.
В кондитерской я взял чая, молока и свежих крекеров «Рич ти», сам я их не люблю, но ведь в пять у меня гости. Прибрался в комнатах, поскольку «постельничья» не появлялась уже две недели. Вынул из дымохода над камином пакет с восемью унциями гашиша.
На каминной полке у меня валяются всякие таблетки, ничего запрещенного, но рецептов на них у меня нет, спасибо доктору Воэну. Есть просроченные, в пивных пятнах, рецепты от Алана Грининга, только они вряд ли кого убедят. Поэтому я собрал все пузырьки (примерно дюжину) и засунул в старую спортивную сумку. В темно-зеленую, как та, в которой когда-то выносил сигареты, изъятые из фургона в Верхнем Рукли. Спортивная сумка вообще великое изобретение, и демократичная, и дизайн гениальный.
Еще у меня были кое-какие журналы, которые ни к чему было видеть всяким плоудам, их я тоже запихал в сумку. Притащил ее к Стеллингсу, попросил подержать пока у себя.
— Можешь посмотреть, что там, — сказал я, — но я на твоем месте не стал бы.
— Издеваешься? На черта мне сдались твои грязные тайны, Граучо. Кстати, не хочешь сент-эмильона? С Доминики. Недавно открыл для себя. Это бордо для бедных, их «Петрюс».
— Не-а, спасибо.
— Удачи тебе с копами. Одолжишь как-нибудь Focus? Альбом Moving Waves?
— У меня его нет, сам одалживал.
— Как думаешь, меня зацепит?
— Для тебя слишком коряво. И много йодлей.
— Йодлей? Боже…
— Но два, может, три места просто запредельные.
— Значит, стоит послушать.
— Так и быть, подарю тебе его за то, что покараулишь сумку.
На Сассекс-стрит есть магазин старых пластинок, охраны там никакой, стырить один альбом не проблема.
— Спасибо, Граучо.
Стеллингс снова нацепил наушники, намекнув, что мне пора. Скорее всего, он слушал «Жижи» — «черновой вариант „Моей прекрасной леди“», по его словам.
Была одна вещь, оставить которую у Стеллингса я побоялся. Дневник Джен. Сунув сложенные ксерокопии письма между страниц, я пошел в туалет, который был выше на лестничный пролет. Встав на стульчак, дотянулся до задней округлой стенки бачка. Втиснул. Отличный тайник, идея Топли снова выручила.
Теперешняя моя комната находилась на верхнем этаже, ступени на лестнице голые, поэтому шаги я услышал сразу, как только трое полицейских вошли в здание.
Входную дверь я, демонстрируя искреннее желание помочь следствию, распахнул заранее, чтобы открыть на стук оставалось хлипкую внутреннюю. Ради высоких гостей я помылся, побрился, подстриг волосы и облачился в твидовый пиджак времен Чатфилда. Думал еще и галстук надеть, но понял, что это будет чересчур. Джинсы, пиджак, рубашка с расстегнутым воротником. Нормально.
Было понятно, что рано или поздно придут и ко мне, сколько уже можно валандаться с пижоном Уилсоном.
Пека я узнал сразу, видел его по телику и на эксперименте «Последняя прогулка». Добродушный малый, все время улыбался. Замначальника местного отдела полиции Кэннон, лет тридцати с небольшим, имел рыжие баки и был довольно взвинчен. Офицер, отвечающий за студентов, оказался толстой теткой в слишком тесном для нее мундире и черных берцах на резине.
Я рассадил гостей, сам сел за письменный стол.
— Насколько мне известно, вы были немного знакомы c Дженнифер Аркланд, — начал Пек, — хотелось бы знать, насколько хорошо.
— Я был хорошо с ней знаком. Часто ходил к ней на лекции. Вообще-то я естественник, но всегда интересовался историей, еще в школе, и у меня есть свободное время. Вот я туда и ходил.
— Понятно. И как ей это было?
— Что это? Мое присутствие?
— Да, ваше присутствие.
— Думаю, ей было даже лестно. Мы ведь дружили, ну и… почему бы мне туда не прийти.
— А что преподаватели? Их не смущало, что у них в аудитории студент с другого факультета?
— Ну что вы. — Я рассмеялся. — На историческом посещаемость не очень. А тут еще один слушатель, плохо ли? Это вам не медицинский факультет или, скажем, физический, где ты обязан сдать каждый практикум. И не школа. Лекции по истории — это, считай, факультатив. Многие вообще туда не ходят.
— Понятно, — повторил Пек, но чувствовалось, что все же не очень. — И это не мешало вашей учебе?
