— Завтра, — издевательски усмехнулся посыльный.
Он не сомневался, что в этом единственном слове кроются неясные опасности.
— Какое оно огромное и темное, — сказал Дэвид.
На этом разговор закончился.
Снаффи уселся за расчеты.
— Дела идут из рук вон плохо, — пожаловался он.
Когда речь не шла о каком-либо корабле, Дэвид Стоун был нерешительным и мрачным человеком.
— Ты так считаешь, Снаффи?
— Складывать нечего! Интересно, чем мы будем платить мяснику на следующей неделе?
— Действительно, нам платить нечем?
— Не заплатим и умрем с голоду!
— Если только… — начал Дэвид.
— Не придет корабль, трюмы которого будут забиты африканским золотом, не так ли?
— Я несчастный человек, — признался Дэвид Стоун. — Снаффи, скажи-ка, что это за женщина, которая переходит улицу вместе с Хангфильдом?
— Это артистка, мусью, — строго ответил посыльный. — Она сегодня поет в городском театре, где цены на место утроились по этому случаю. Богач Хангфильд обязательно одарит ее.
— Артистка? Я хотел бы послушать ее.
— Ну что ж. Продайте свой причал на дрова, мусью Стоун, и оплатите место в партере. Но этот причал никогда не станет гореть, ибо дерево в нем насквозь прогнило, как старый гриб.
Дэвид Стоун застонал.
— Гляньте, Снаффи, как она красива. Она только что глянула на наши окна. Какой свет разгорается!
— Такого никогда не видели! — фыркнул Снаффи. — А мы даже не знаем, чем платить мяснику.
— Я хочу ее услышать, — с тихим упрямством повторил Дэвид.
— Отправляйтесь на паперть церкви Святого Иоанна, притворитесь слепым и просите милостыню, а я сколько не шарю в кассе, не нахожу в ней ни единого шиллинга.
— Умру ли я… — тихим голосом произнес Дэвид.
— Не услышав певицу или не увидев грузовое судно водоизмещением три тысячи тонн в нашем болоте? — завершил фразу Снаффи.
— Боже! Боже! Без возможности порыться в кассе, наполненной шиллингами, или подписать чек на десять фунтов!
В воздухе прокатился гром.
— Облако заговорило, — сказал Снаффи.
Воздух внезапно стал таким тяжелым, что они бросились к окну. Улица плеснула огнем.
На высоком коньке островерхой крыши соседнего дома зеленым пламенем полыхнули огни Святого Эльма.
Внезапно пала ночь, словно кто-то щелкнул выключателем, включив затмение.
Снаффи зажег газ. Бледное пламя высветило жалкую обстановку конторы. Дэвид отвел взгляд от улицы, ставшей чуть оживленной.
По ней спешили экипажи.
— Они едут в театр, — вздохнул он.
— И у них есть деньги! — подлил масла в огонь Снаффи. — Много шиллингов, много фунтов! И почему вы не захотели торговать коровьими шкурами вместо того, чтобы ждать призрачные суда? Дэвид Стоун, морской маклер, какой звучный титул?
Тополя принялись хлестать облако, словно протестуя против мрака и тумана.
Затем начался дождь, свирепый и жуткий, сопровождавшийся градом.
* * *
Дэвид с трудом удерживался, опираясь на стену театра. Ужасающий ветер продувал улицу, в воздухе с треском носились черепицы. Но сквозь рев бури и вой смычков Стоун слышал волшебные слова:
— Весна… любовь… цветы… любовь…
— Любовь! О, любовь! — пробормотал он. — Как Она должна быть прекрасна сейчас!
Ослепительная вспышка залила улицу. Ночь наполнилась внезапным грохотом, завершившимся пронзительным воем, словно орда чудовищных призраков принялась освистывать певицу.
И в то же мгновение над крышами домов зажегся высоченный рыжий факел.
«Молния ударила в газохранилище, — подумал Стоун. — Боже! Что это? Куда бегут люди?»
Его с силой ударили в спину, потом он получил удар по ногам и в лицо и ничком рухнул на землю.
Он смог быстро вскочить на ноги, испуганный ледяной пощечиной.
И оказался лицом к лицу с ужасающей бедой. По улице несся бурный поток воды, вспыхивающий злобными огоньками.
* * *
Несколько минут он был оглушен грохотом обвалов и воплями.
По улице несся бешеный поток, сметая всё на своем пути, а с неба среди струй ливня сверкали молнии, бившие прямо по городу.
Потом в двадцати шагах от него из резко распахнутой двери хлынул новый поток. Это был поток обезумевших расталкивающих друг друга людей с воплями и руганью, вырвавшийся из театра.
За несколько секунд Стоун стал свидетелем неслыханных преступлений: разодранные лица, сломанные конечности, блеск лезвий ножей, бьющих налево и направо, вспышки выстрелов, разрывающих тьму ночи.
— Облако! — прохрипел Стоун. — А где может быть Она?
Портик театра зиял пустотой, которую освещали несколько горящих ламп. Сам не зная как, Дэвид проник в вестибюль, откуда доносились стоны агонизирующих зрителей. Он перешагивал через тела, чья кровь смешивалась с прибывающей водой.
Он добрался до зрительного зала.
Тот был пуст. Через щели под дверьми с серебристым журчанием текли ручьи. Электрические лампы замигали, готовясь вот-вот погаснуть.
И вдруг он увидел Ее.
Она в ужасе застыла посреди сцены недвижимой статуей.
— Ма… мадмуазель, — задыхаясь, выговорил он, — крепитесь… я… иду.
С потолка сорвался кусок штукатурки и упал, едва не задев его. Между двух рядов кресел лежал усмехающийся труп Хангфильда — ему пробили голову кастетом.
Стоун перебирался через кресла, шагал по быстрым и темным ручьям.
Лампы вспыхнули красным светом и погасли.
…Он усадил ее на плечи.
Странная мысль вдруг пришла в голову Дэвида Стоуна:
«Причал»!
* * *
Несмотря на темень, яростные потоки воды и бурю, он добрался до причала в то самое мгновение, когда невероятный толчок сотряс его до основания. Часть старого деревянного каркаса оторвалась от берега и поплыла в море, спасая их двоих из всего города, который горел, рушился, тонул.
* * *
Заря.
Облако словно плыло по поверхности безбрежных вод; тусклый туман отталкивался от волн. Обломки причала, превратившегося в плот, плыли по прихоти течений.
Стоун различал на горизонте смутную, дымящуюся массу, которая колыхалась от ветра — последние дымы того, что осталось от Ингрэма.
Она была маленькой, бледной, потерявшей сознание. Он с удивлением разглядывал ее, словно проживал невероятную и бесконечную мечту.
