– Во всяком случае, для меня это будет единственный способ прославиться, – сказал Найэл.
Он порылся в кармане.
– По правде говоря, я не все это время провел у Труды, – сказал он. – Я искал тебе подарок.
– Ах, Найэл, покажи скорее.
– Так, пустяк, – сказал он. – Ничего ценного или особенно интересного. Я купил его на деньги, которые Папа подарил мне на Рождество. Но тебе понравится.
Он протянул Марии небольшой пакетик. Она развязала ленту и разорвала бумагу. В ней была красная кожаная коробочка. Внутри лежало кольцо. Камень был голубой. Мария слегка повернула его, и он засверкал.
– Найэл, дорогой Найэл… – сказала она. Кольцо пришлось ей как раз впору на средний палец левой руки.
– Пустяк, – сказал Найэл, – оно ничего не стоит.
– Для меня оно стоит всего, – сказала Мария. – Я всегда буду носить его. Я его никогда не сниму.
Она вытянула руку и смотрела, как при малейшем повороте кольца камень играет разноцветными лучами. Кольцо что-то напоминало ей. Где-то когда-то она видела почти такое же. И вдруг она вспомнила. Мама носила на левой руке кольцо с голубым камнем. Кольцо, подаренное Найэлом, было очень похоже на Мамино, хотя, конечно, гораздо дешевле.
– Я рад, что оно тебе нравится, – сказал Найэл. – Как только я его увидел в магазине, я сразу понял, что должен его купить. Я знал, что оно – твое.
– Я хочу, чтобы в театр ты поехал в такси вместе со мной, – сказала Мария, – и довел меня до самой двери. Папа и Селия приедут позже. Ты это сделаешь для меня?
– Да, конечно, – сказал он. – Я так и собирался.
Часы летели слишком быстро. Подали чай. Убрали чай. И Найэлу уже было пора идти наверх переодеваться. Папа вернулся домой около шести часов. Он был очень разговорчив и весел. Должно быть, в «Гаррике» он выпил не одну рюмку.
– Сегодня там будет весь Лондон, – сообщил он, – а на банкете после спектакля к нам причалят еще человек десять. Селия, пожалуй, тебе стоит позвонить в «Грин-парк». Черт меня побери, если я знаю, кто придет, а кто нет. Найэл, тебе лучше вдеть бутоньерку. Андре, где бутоньерка для Найэла?
Он стал с грохотом подниматься по лестнице, громко смеясь, окликая Марию, окликая Селию, окликая всех в доме. Мария спустилась из своей спальни с чемоданом в руке. В нем лежало вечернее платье, которое она собиралась надеть после спектакля. Селия не знала, кто бледнее – Мария или Найэл.
– По-моему, нам лучше идти, – сказала Мария жестким, напряженным голосом. – В театре мне станет лучше. По-моему, нам лучше идти. Кто-нибудь вызвал такси?
Теперь пути назад нет. Возврата нет. Приходится покориться неизбежности. Действительно, похоже на хирургическую операцию. Страшную операцию на жизненно важных органах. Селия стоит на сквозняке в холле с лицом сестры милосердия, и на нем блуждает подобострастная улыбка.
– До встречи, дорогая… Желаю успеха, – сказала Селия.
Такси – больничная каталка; как на каталке вывозят труп из операционной, так и оно уносит ее в театр.
– Ох, Найэл… – вырвалось у Марии. – Ах, Найэл…
Одной рукой он обнял ее за плечи, и такси медленно покатило по залитым густой жижей улицам.
– Не покидай меня, – сказала Мария. – Никогда, никогда…
Он плотнее прижался к ней и ничего не ответил.
– Не представляю, зачем я этим занимаюсь, – сказала она. – Моя работа не доставляет удовольствия ни мне, ни другим. Нелепо продолжать ее. Я ее ненавижу.
– Нет, не ненавидишь. Ты ее любишь, – сказал Найэл.
– Неправда. Я ее ненавижу, – сказала Мария.
Она посмотрела в окно. Засыпанные снегом улицы казались чужими, незнакомыми.
– Куда мы едем? – спросила она. – Он не туда едет. Я опоздаю.
– Не опоздаешь, – сказал Найэл. – Еще уйма времени.
– Мне надо помолиться, – сказала Мария. – Скажи ему, чтобы он подъехал к какой-нибудь церкви. Мне надо помолиться. Если я не помолюсь, случится что-нибудь ужасное.
Найэл просунул голову в окошко перегородки.
– Остановитесь у церкви, – попросил он, – у любой церкви, не важно где. Молодая леди хочет выйти и помолиться.
Водитель обернулся, на его круглом лице было заметно удивление.
– Что-то не так? – спросил он.
– Нет, – ответил Найэл. – Просто через час ей предстоит выйти на сцену. Найдите какую-нибудь церковь.
Водитель пожал плечами и нажал на сцепление.
Машина остановилась около церкви Святого Мартина в Полях.
– Ей лучше всего зайти сюда, – сказал водитель. – Здесь служат панихиды по актерам.
– Это предзнаменование, – сказал Найэл, – доброе предзнаменование. Тебе надо зайти. Я подожду в машине. – От холода у него стучали зубы.
Мария вышла из такси и поднялась на паперть церкви Святого Мартина. Вошла внутрь, остановилась в левом приделе и опустилась на колени.
– Пусть все будет хорошо, – сказала она, – пусть все будет хорошо.
Она снова и снова повторяла эти слова, ведь больше сказать было нечего.
Она поднялась с колен и поклонилась алтарю – она не знала, высокая это церковь или нет, а женщина, которая молилась у нее за спиной, внимательно за ней наблюдала – и спустилась по скользким ступеням к машине.
– Полегчало? – спросил Найэл. Он был очень взволнован и казался бледнее прежнего.
– Немного, – ответила она.
Но это было совсем не так. Лучше ей ничуть не стало. Хотя зайти в церковь – вещь полезная. Как подержаться за дерево. Вреда не будет… Через несколько минут они остановились у подъезда «Хеймаркета».
– Вот мы и приехали, – сказал Найэл.
– Да, – сказала Мария.
Он вынес чемоданчик и расплатился с водителем. Папа дал ему денег. В карманах у Марии было пусто. Она совсем забыла про деньги на такси.
– До встречи, – сказала Мария. Она посмотрела на Найэла и попробовала улыбнуться.
Вдруг она сорвала с руки перчатку и показала ему кольцо.
– Ты со мной, – сказала она. – Я спокойна. Ты со мной.
Она вошла через служебный вход и оказалась в театре. Сердце ее все еще сильно билось, руки горели, но ощущение паники прошло.
Она в театре. С другими актерами. Одна из ее коллег просунула голову в дверь уборной – лицо покрыто густым слоем крема, голова обмотана полотенцем.
– У меня дизентерия. Внутри все вывернуло. Вы прекрасно выглядите.
Теперь Мария знала, что все будет хорошо. Об этом она и просила в церкви Святого Мартина в Полях. Они все вместе. Все как один. Она не одинока. Она их часть, и все они вместе.
Неожиданно она увидела в коридоре его. Негромко насвистывая, он стоял у двери и смотрел на нее.
